Собрание сочинений Т.4 "Работа актера над ролью"
Шрифт:
Но все же в том, мне кажется, я волей,
В чем и рабы свободны” и т. д.
В эти моменты я почувствовал в словах Шекспира намек, приправленный дьявольской отравой, и подумал: экая гадюка этот Яго! Обиделся, чтобы ему сильнее верили! Кроме того, я понял, что такую реплику не оставишь без разъяснения, а если начнешь выяснять, то еще глубже увязнешь в трясине провокации. Тут я снова подивился гениальности Шекспира.
— Мне чудится, что ты больше философствовал и оценивал произведение, чем переживал его, — усомнился было Шустов.
—
— А я — когда увертывался от твоих вопросов и смущал тебя, — успокоился Шустов. — Ведь в этом состояла моя задача.
— Задача?!— задумался я. — Эврика!— вдруг неожиданно воскликнул я. — Слушай меня внимательно! Вот что произошло сейчас в нашей внутренней работе, — старался я с мучительным напряжением угадать в себе те ощущения и мысли, которые еще не успели в достаточной мере выясниться и сложиться. — Прежде в наших этюдах-экспромтах, вроде топки камина или бешеной собаки, мы начинали прямо с з_а_д_а_ч_и, из которой сами собой, экспромтом, рождались мысли и слова, то есть случайный т_е_к_с_т, который становился нам необходим для выполнения самой намеченной задачи.
Сегодня же мы пошли от авторского т_е_к_с_т_а и пришли к з_а_д_а_ч_е.
Постой, дай понять, что это за путь. Третьего дня во время наших занятий у меня на квартире мы подошли о_т т_е_к_с_т_а к п_р_е_д_л_а_г_а_е_м_ы_м о_б_с_т_о_я_т_е_л_ь_с_т_в_а_м. Так ведь? — соображал я. — Сегодня же, сами того не сознавая, мы пришли ч_е_р_е_з т_е_к_с_т и п_р_е_д_л_а_г_а_е_м_ы_е о_б_с_т_о_я_т_е_л_ь_с_т_в_а к т_в_о_р_ч_е_с_к_о_й з_а_д_а_ч_е!!
Давай проверим, как это случилось.
Мы начали вспоминать свои волевые побуждения при игре сцены. Оказалось, что Шустов сначала старался лишь о_б_р_а_т_и_т_ь н_а с_е_б_я м_о_е в_н_и_м_а_н_и_е. После этого он хотел, чтобы я почувствовал его тем добряком-солдатом, которого мне хотелось в нем увидеть. Для этого он старался как можно правдоподобнее им п_р_е_д_с_т_а_в_и_т_ь_с_я. Когда ему это удалось, он начал вкладывать в мой мозг одну мысль за другой, компрометирующие Кассио и Дездемону. При этом он очень сильно думал о подтексте.
Что же касается меня, то, невидимому, мои задачи были таковы.
Вначале я просто балаганил, то есть с_м_е_ш_и_л себя и Яго. Потом, когда он спровоцировал меня и повернул руль на серьезный разговор, мне захотелось получше в_н_и_к_н_у_т_ь в его слова, или, вернее, в смысл шекспировского текста, и следить за изгибами коварной мысли злодея. Далее, помню, я старался н_а_р_и_с_о_в_а_т_ь в своем воображении раскрывшуюся перед Отелло картину его полного одиночества с безрадостными перспективами. Наконец, когда мне это до известной степени удалось, я понял, что обманутый мавр, испугавшись представившихся перед ним видений, поспешил о_т_д_е_л_а_т_ь_с_я и у_с_л_а_т_ь прочь своего злодея и отравителя Яго.
Все это были задачи, которые родились
Таким образом, решили мы сегодня, правильный, так сказать, классический, академический ход творчества направляется от т_е_к_с_т_а к у_м_у; от ума — к п_р_е_д_л_а_г_а_е_м_ы_м о_б_с_т_о_я_т_е_л_ь_с_т_в_а_м; от предлагаемых обстоятельств — к п_о_д_т_е_к_с_т_у; от подтекста — к ч_у_в_с_т_в_у (э_м_о_ц_и_и); от эмоции — к з_а_д_а_ч_е, к х_о_т_е_н_и_ю (в_о_л_е) и от хотения — к д_е_й_с_т_в_и_ю, воплощающему как словесно, так и иными средствами подтекст пьесы и роли3.
.. .. .. .. .. 19 . . г.
Вчера мы с Шустовым решили, что [этот] момент в нашей работе настолько важный, что необходимо его исследовать до самого конца. Для этого надо доделать начатую нами сцену из “Отелло”. Быть может, на ней мы сможем проследить творческую работу двигателей психической жизни.
Вот почему сегодня мы снова сошлись у меня на квартире с Шустовым, чтобы дофантазировать предлагаемые обстоятельства и установить вытекающие из них задачи по всей нашей сцене.
Нам удалось сделать сегодня много, но не все. Слишком сложно и долго записывать то, что говорилось, к тому же я устал и хочу спать.
.. .. .. .. .. 19 . . г.
Завтра урок Торцова. Поэтому сегодня мы опять работали у меня с Шустовым над предлагаемыми обстоятельствами и задачами нашей сцены из “Отелло”.
Нам удалось не только пройти ее до конца, но и повторить все, что было сделано раньше. В результате линия предлагаемых обстоятельств и задач вышла в достаточной степени внутренне насыщенной.
Большая работа!
Необходимо, чтоб ее просмотрел Аркадий Николаевич.
Неужели же нам не удастся настоять на том, чтоб он нас проверил завтра на уроке?
Досадно будет, если наш труд пропадет даром и нам не удастся до конца выяснить то, что мы как будто бы начинаем усваивать!
.. .. .. .. .. 19 . . г.
Торцов не заставил себя просить. Он сам предложил нам повторить сцену из “Отелло”, и мы опять играли ее.
Но, к полному нашему недоумению, на этот раз успеха не было, несмотря на превосходное самочувствие во время исполнения отрывка.
— Пусть это не смущает вас, — сказал нам Аркадий Николаевич, когда мы признались ему в нашем разочаровании. — Это произошло потому, что вы перегрузили текст. Тогда после показанного спектакля “Отелло” я бранил вас за то, что вы выплевывали слова роли, точно ненужную шелуху4. Сегодня же, напротив, вы излишне тяжелили текст, перегружая его слишком сложным и детальным подтекстом.