Собрание сочинений [Том 1]

Кастанеда Карлос

Она улыбнулась. Ее глаза и улыбка были ослепительными. Она сказала небрежным тоном, что только что видела мою дилемму.

– Бесполезно закрывать глаза и делать вид, что ты ничего не понимаешь или не знаешь. Ты можешь делать это с людьми, но не со мной, - сказала она.
– Я знаю теперь, почему Нагваль поручил мне рассказать тебе все это. Я - никто. Ты восхищаешься великими людьми. Нагваль и Хенаро были величайшими из всех.

Она остановилась и посмотрела на меня. Казалось, она ожидала моей реакции на свои слова.

– Ты все время боролся против того, что тебе говорили Нагваль и Хенаро, - продолжала она.
–

Именно поэтому ты позади. И боролся с ними ты потому, что они были великими. Это твой способ бытия. Но ты не мог бороться против меня и моего рассказа, потому что ты не хочешь смотреть на меня с уважением. Я - ровня тебе, я нахожусь в твоем кругу. Ты любишь бороться с теми, кто лучше тебя. В борьбе с моей позицией для тебя нет вызова. Бедный Нагвальчик! Ты проиграл игру.

Она приблизилась ко мне и прошептала на ухо, что Нагваль говорил ей, что она никогда не должна пытаться забрать у меня мой блокнот. Это так же опасно, как пытаться выхватить кость из пасти голодной собаки. Она положила голову мне на плечо, обняла и засмеялась тихо и мягко.

Ее видение сразило меня. Я знал, что она была абсолютно права.

Ла Горда долго держала меня в объятиях, склонив голову мне на плечо. Близость ее тела каким-то образом очень успокаивала меня. В этом она была в точности подобна дону Хуану. Она излучала силу, уверенность, твердость. Она ошибалась считая, что я не восхищаюсь ею.

– Давай оставим все это, - сказала она внезапно.
– Поговорим о том, что нам предстоит делать сегодня вечером.

– Что именно мы будем делать сегодня, Горда?

– Нам предстоит последнее свидание с силой.

– Это снова будет ужасная битва с чем-то?

– Нет. Сестрички просто собираются показать тебе нечто такое, что завершит твой визит сюда. Нагваль сказал мне, что после этого ты можешь уехать и никогда не вернуться или предпочтешь остаться с нами. Но в любом случае мы должны показать тебе свое искусство. Искусство сновидения.

– А что это за искусство?

– Хенаро говорил мне, что он терял время опять и опять, чтобы познакомить тебя с искусством сновидящих. Он показал тебе свое другое тело - тело сновидения. Однажды он даже заставил тебя быть в двух местах одновременно. Но твоя пустота помешала тебе видеть то, что он демонстрировал тебе. Это выглядело так, словно все его усилия проваливались через дыру в твоем теле.

Кажется, теперь все обстоит иначе. Хенаро сделал сестричек настоящими сновидящими и сегодня вечером они покажут искусство Хенаро. В этом отношении сестрички являются истинными детьми Хенаро.

Это напомнило мне о словах Паблито, который говорил, что мы являемся детьми обоих и что мы - толтеки. Я спросил ее, что он подразумевал под этим.

– Нагваль говорил мне, что на языке его бенефактора маги обычно назывались толтеками, - ответила она.

– А что это за язык?

– Он никогда не рассказывал. Но они с Хенаро обычно разговаривали на языке, который никто не мог понять. А ведь все мы вместе знаем четыре индейских языка.

– Дон Хенаро тоже говорил, что он толтек?

– У него был тот же бенефактор, так что он говорил то же самое.

Из ответов Ла Горды я начал подозревать, что она то ли сама знает очень мало, то ли не хочет говорить об этом со мной. Я сказал ей о своих выводах. Она призналась, что никогда не уделяла большого внимания этой теме. И удивилась, что это так важно

для меня. Я прочел ей настоящую лекцию по этнографии Центральной Мексики.

– Маг становится толтеком только тогда, когда овладеет секретами сталкинга и сновидения, - сказала она небрежно.
– Нагваль и Хенаро получили эти секреты от своего бенефактора и потом хранили их в своих телах. Мы делаем то же самое. И потому мы являемся толтеками, подобно Нагвалю и Хенаро.

Нагваль учил тебя и меня быть бесстрастными. Я более бесстрастна чем ты, потому что я бесформенна. У тебя все еще сохранилась твоя форма, и ты пуст. Поэтому ты цепляешься за каждый сучок. Однако однажды ты снова будешь полным. И тогда ты поймешь, что Нагваль был прав. Он сказал, что мир людей поднимается и опускается и что люди поднимаются и опускаются вместе со своим миром. Как магам нам нечего следовать за ними в их подъемах и спусках.

Искусство магов состоит в том, чтобы быть вне всего и быть незаметными. И самым главным в искусстве магов является то, чтобы никогда не расточать понапрасну свою силу. Нагваль сказал мне, что твоя проблема - вечно попадать в ловушку идиотских дел вроде того, чем ты занимаешься сейчас. Я уверена, что ты собираешься расспрашивать нас всех о толтеках. но так и не соберешься спросить нас о внимании.

Ее смех был чистым и заразительным. Я вынужден был согласиться, что она права. Мелкие проблемы всегда пленяли меня. Я только сказал ей, что озадачен употреблением слова «внимание».

– Я уже говорила тебе о том, что Нагваль рассказывал нам о внимании, - сказала она.
– Мы удерживаем своим вниманием образы мира. Обучать мужчину-мага очень трудно, потому что его внимание всегда закрыто, сфокусировано на чем-нибудь. А вот женщина всегда открыта. Поэтому она большую часть своего времени ни на чем не фокусирует свое внимание, особенно в течение менструального периода. Нагваль рассказал мне, а затем продемонстрировал, что в эти дни я могу полностью отвлечь свое внимание от образов мира. Если я не фиксирую его на мире, то мир рушится.

– Как это делается, Горда?

– Это очень просто. Женщина-маг использует трещину между мирами, о которой я уже упоминала. Когда женщина менструирует, она не способна фокусировать свое внимание. Это и есть та трещина, о которой говорил мне Нагваль. Прекратив бороться за фокусирование, женщина должна отвлечься от образов мира, созерцая отдаленные холмы, воду, например - реку, или облака.

Во время созерцания у тебя начинает кружиться голова и глаза устают, но если ты немного прикроешь их и мигнешь и сместишь их от одной горы к другой или от одного облака к другому, то созерцать можно часами или целыми днями, если это необходимо.

Нагваль обычно заставлял нас сидеть у двери и созерцать те круглые холмы на другой стороне долины. Иногда мы сидели так по несколько дней, пока трещина не открывалась.

Мне хотелось узнать об этом больше, но она замолчала и поспешно села вплотную ко мне. Она сделала мне рукой знак прислушаться. Я услышал слабый шелест и внезапно на кухню вошла Лидия. Я подумал, что она, должно быть, спала и звук наших голосов разбудил ее.

Она сменила западную одежду на длинное платье вроде тех, что обычно носили индейские женщины. На плечи была накинута шаль и она была босая. Длинное платье не делало ее старше, скорее она была похожа на ребенка, одетого в наряд взрослой женщины.