Собрание сочинений (Том 2)
Шрифт:
— Потому что я жду, я надеюсь.
— Что она сказала?
— Надеется.
— Как интересно — на что?
— А моему мужу разрешили не присутствовать на празднике.
— Сказался умирающим?
— Написал заявление, что ему снизу все представляется в искаженном виде.
— Ну когда же, ну когда, — отплясывая, спрашивал Элем у Белой Розы, вы ответите мне «да»?
— А ну вас, — отвечала она. — Сколько можно приставать?
— К вам — всю жизнь!
— Мне и без замужества живется дай боже.
— Но быть женой министра авантюр!
— Лучше, скажете?
— Ну попробуйте!
— Не разберусь я в этих ваших мужских делах. Какая, объясните мне, разница между склокой и авантюрой?
— Очень большая. Склока копается в навозе. По причине дурного запаха она угрюмая и избегает свидетелей. Авантюра идет по канату у всех на виду, в туфлях, натертых мелом. Кругом ярусами — до купола — лица: дойдет? сорвется?.. Ах! Эти замирания сердца! Эта молниеносность решений! Бежишь темной ночью с двумя сумасшедшими, не зная куда и что из этого получится. И — о забавы фортуны! — получается нечто!
— Но первым вам опять-таки быть не пришлось, — сказала Белая Роза. И даже вторым. Отец преуспел больше вас. Видимо, в навозе и без свидетелей — приносит лучшие результаты. И что за картину вы нарисовали: по канату, в туфлях, натертых мелом! Вам известны мои идеалы, я останусь им верна в любых обстоятельствах. Покой, уют, каждая вещь на своем месте. Канат — это не для меня. Я хочу быть уверенной в завтрашнем дне.
— А что с сыном этой нищенки Абе? — спросили у госпожи Цеде. — Его звали, помнится, Анс.
— Кого интересуют часовщики! — ответила госпожа Цеде. — Их вывели, как тараканов, и никто о них не заплачет!
— Нет, его, должно быть, не вывели, раз она в цветном.
— Эх, горе не беда! — сказал пьяненький. — Еще можно жить, коли не помрешь. Вот, братцы, как налетит Последняя Гибель…
И все посмотрели на небо.
Черные тучи бежали, болтая своими лохмотьями.
— Чего захотели, — говорил Элем Белой Розе. — Уверенности в завтрашнем дне. Когда его вообще нету. Чтоб каждая вещь на своем месте. Когда все слетело с катушек… Ваши идеалы — дым, мираж. Реальность канат и туфли, натертые ме…
Музыка оборвалась на середине такта. Рупоры прокаркали, что Гун срочно требует к себе министра авантюр.
ЕЩЕ ШУТКУ ЗАТЕЯЛИ. УЖ ТАКИЕ ЗАТЕЙНИКИ!
Они были вдвоем в аллее.
— Элем, дайте совет, — сказал Гун разнеженным голосом. — Интимный совет. Самый интимный. Ну что вы на меня смотрите! Не смотрите!
— Есть не смотреть. Что за совет?
— Ах, ну я не могу! Я стыдлив, а вы… Отвернитесь совсем!
— Есть отвернуться совсем. Ну?
— Как вы думаете, она… она… откликнется на… на… на чувство, которое я к
— Кто она?
— Неужели непонятно? — спросил Гун. — Кто же это может быть, кроме Белой… Я лучше скажу по буквам. Белая — Роман, Ольга, Зинаида, Антон: Р-о-з-а. Что с вами?
Элем бил себя по голове кулаками.
— Чего это вы?
— Как я не сообразил! — закричал Элем. — Балда! Приди я сватом на полчаса раньше — то-то была бы авантюра!
— Вот видите, Элем, вы не сообразили, а я сообразил. Я, я, я все соображаю.
— На черта ей ходить со мной по канату! Что ей синица в небе, когда журавль под рукой!
— Вы, значит, советуете?
— Сватайтесь, Гун! Ай да пара! Это будет штука! Ну и клец!
— Клец! — восхищенно подхватил Гун и хлопнул Элема по плечу.
— Клец! — заорал Элем и хлопнул Гуна.
И они друг друга хлопали, пока кто-то не показался в туннеле аллеи.
— Ваш будущий тесть идет, — сказал Элем.
— Вы, значит, не сомневаетесь, — спросил Гун, — что она ответит на мое чувство?
— Ответит, клец! Ведь и ее голова принадлежит вам.
— Все же не поговорить ли сначала с отцом? Просить ее руки и сердца… Будет мило, правда?
— Мило, клец!
— В духе времени, идущего назад! Но скажите лучше вы ему. Я никогда не делал предложения.
— Да что вы!
— Я всегда был чрезвычайно, чрезвычайно скромен. И застенчив с женщинами. Надеюсь, она оценит это качество.
— Оно произведет на нее сильное впечатление.
Эно приблизился.
— А мы как раз беседуем о вас и вашем семействе, — сказал Элем. — Гун делает предложение Белой Розе.
— О! — простонал Гун. — До чего торопливо, грубо, нецеломудренно! Без торжественности, без благоговения, без всякой преамбулы!
И ушел в растрепанных чувствах, прижимая руки к сердцу.
— Как целомудрен! — сказал Эно.
Он сел на скамью и утомленно прикрыл глаза рукой.
— Наконец-то, — сказал он, — пристроил девочку. Не поверите, сколько нервов мне это стоило. Нелегко было его надоумить. Ну, конец венчает дело. Поженю их — возьму отпуск: изынтриговался, иссклочничался, надо отдохнуть.
— Эники-беники! — взвыли рупоры. — Королевой праздника единодушно признана Белая Роза, дочь министра склок! Эники-беники! Гун посылает королеве праздника ожерелье из настоящего жемчуга! Каждая жемчужина добыта ценой человеческой жизни!
Над деревьями, прямо на тучах высветился экран, и на нем замерло изображение — девушки в бальных платьях подносят Белой Розе ожерелье от Гуна. Экран был голубой и все на нем голубое — платья, лица, руки: безгласная, бесшумно толкущаяся в высоте толпа призраков, — и бегущие тучи просвечивали сквозь оборки и прически.