Собрание сочинений (Том 2)
Шрифт:
Тут мастер захлебнулся своей речью, которая, начавшись плавно и продуманно, становилась все более возбужденной, лихорадочной, а под конец почти невнятной, и закашлялся стариковским хриплым кашлем, с корчами и стонами.
Он хрипел, стонал и корчился, а доктора в черных костюмах встали и выстроились в очередь. И один за другим брал его руку и слушал пульс.
— Так как же, господа, — еле слышно спросил он, откашлявшись, — в состоянии ли медицина оказать помощь в моем сложном случае?
На что семеро
— Мы, семеро, не знаем случаев, против которых медицина бессильна.
— Вас надо лечить от кашля.
— И от сердечной слабости.
— И от бессонницы.
— И от печени.
— И от почек.
— И от ревматизма.
— И от склероза.
— Мы вам пропишем микстурку.
— Порошочки.
— Таблеточки.
— Капельки.
— Инъекции.
— Ванны.
— А что касается некоторой вашей сутулости, — сказал седьмой доктор, — то вам сделают первоклассный корсет, он вашу сутулость как рукой снимет.
И доктор ободряюще похлопал мастера по согбенной спине.
— Это возвратит мне силы? — спросил мастер. — Это вернет мне молодое, благодатное восприятие жизни?
— А как же! — хором воскликнули семеро в черных костюмах. — Само собой! Что за вопрос!
— Особенно, — сказал седьмой, — если к этому присовокупить освежающую поездочку в Целебную Местность, где вам будут обеспечены положительные эмоции.
— Пальмы! — подхватили другие, от первого до шестого. — Водопады! Рестораны! Пароход, похожий на роскошную гостиницу! Гостиница, похожая на дворец! Дамы в купальных костюмах!
— И мало ли еще какие положительные эмоции, — сказал седьмой, и они опять потерли руки, но теперь игриво.
Молодой молчал.
— А что скажете вы, молодой человек? — спросил мастер, обращаясь к нему с надеждой во взоре. — Ведь околесицу несут, бесстыжую околесицу! Какие дамы? Зачем пальмы?.. Взываю к вашей молодости, к ее серьезности и отваге.
— Подумайте! — сказали черные доктора. — Эта развалина нам не верит! После наших ученых указаний она обращается к этому малому в клетчатой ковбойке!
Малый подошел к мастеру и взял его руку, и черным докторам пришлось отступить.
— Говорят, вы одаренный врач, — сказал мастер, отчаянно глядя в неумолимые глаза молодости. — Говорят, вы спасли уже многих, которые считались неизлечимыми.
Молодой доктор молча слушал пульс.
— Ведь должны же найтись какие-то средства! Если их нет — изобретите! Придумайте! На то вы и молодой, на то вы и одаренный! Вы будете первым человеком в мире, если придумаете!
Молодой молчал.
— Спасите меня! — прошептал мастер.
Молодой выпустил его руку, и она упала, коричневая, с черно-фиолетовыми жилами.
— Принимайте их порошки, — сказал молодой. — Принимайте их микстуру. Поезжайте в Целебную Местность.
— Но
— Пальма, она свой смысл имеет, — сказал молодой задумчиво. Погружаясь в Лету, приятней, должно быть, смотреть на пальму, чем на веник. А больше что ж тут придумаешь?
— Советуете погружаться безропотно? Не барахтаться?
— Выгнать эти мысли из головы и делать что можно. Останется то, что успеем сделать. Причем останется только хорошее. Лихое наследство люди стремятся уничтожить. Здоровый инстинкт человечества. Но вот что. Пока еще есть у вас время — сделайте, чтобы часы пошли вперед. Что, на самом деле, поваляли дурака — и хватит.
Так сурово и непреложно сказал это молодой доктор, мастер даже отшатнулся.
— Как! — сказал он голосом, дрожащим от горя и бешенства. — Вас позвали помочь, а вы предъявляете требования? Будьте осторожней, молодой человек, вы можете при всех ваших дарованиях угодить за решетку.
— Она давно плачет по этому наглецу! — воскликнули черные доктора. По этому, этому, этому… За решетку его!
Молодой доктор свистнул — уже действительно свистнул открытым, разбойным свистом — и сказал:
— Испугали. Боялся я. За решетку! Да мы все живем за решеткой с тех пор, как время идет назад. Нет? А что это?
Он протянул руку и показал на окно, забранное решеткой с железными розами. И вышел, не спросив гонорара.
ОТНЫНЕ В ГОРОДЕ НЕТ ЧАСОВЩИКОВ
Город оклеен плакатами, красными и желтыми.
В желтых напечатано, что такого-то…ля Гун устраивает вечер в городском парке. В программе парад, танцы и фейерверк. Будут груды мороженого и фонтаны воды с сиропом. Мороженое за деньги, вода с сиропом бесплатно. Явка обязательна для всех, кроме умирающих. Детям до четырнадцати лет вход воспрещен.
Красные плакаты возвещают, что надзор за временем в связи с уходом мастера Григсгагена на пенсию берет на себя Гун.
Сопровождаемый рыжими пиджаками, Гун подошел к ратуше. С заднего ее фасада, из тихого каменного переулочка, была малозаметная дверца: вход в башню.
Прямо за порожком начинались ступеньки узкой витой лестницы.
— Вперед! — скомандовал Гун.
Компания гуськом двинулась наверх, он — впереди.
Лестница петляла, сдавленная стенами. Подошвы оскользались на стертых ступенях.
Сумеречно было, только сверху брезжил свет.
От торжественности все громко сопели. Сопенье и шарканье заполнили обитель времени.
Без конца петляла лестница. Уже от головокружения шатало идущих. Гун сказал, хватаясь за стенку:
— В экую высь забрались лукавые часовщики.