Собрание сочинений (Том 4)
Шрифт:
– Товарищ генерал! Товарищ генерал!
Мы с дедом обернулись. Стоит солдат, улыбается, деду козыряет. Вот так штука!
– Я же говорил!
– крикнул я.
– Я же сразу узнал!
Егоров улыбался - рот до ушей, хоть завязочки пришей.
– Понимаете, какое дело, я же ответить не могу! Мигнуть даже не могу! Но я вас сразу узнал! Какими судьбами?
– Мы-то на каникулах, - ответил дед, - а вот какими судьбами вы?
– В армию взяли, - сказал Егоров, - и в Москву. Сначала учился. Думаете,
Я Егоровым любовался. Там, дома, ничего особенного в нем не было. Может, было, да я не замечал.
А тут - широкоплечий. Погоны голубые, как глаза у него. Стройный, подтянутый: настоящий солдат!
– Ко мне мать приезжала, - сказал Егоров.
– В гарнизон пришла, ей говорят - на службе. Там-то. Она - к Мавзолею. Как меня увидела, заплакала. У меня сердце разрывается, мама у меня старенькая, но не подойдешь ведь к ней. Потом спрашиваю: ну чего плакала? А она мне отвечает: от гордости!
Дедушка руку Егорову пожал. Пожелал счастливой службы. Но Егоров не уходил, мялся чего-то. Потом сказал:
– Вы Гале про меня не говорите. Вот сфотографируют на посту, карточку пошлю, тогда и узнает.
Мы с дедушкой улыбнулись: понятно. Но Егоров снова не уходил.
– А отряду, - сказал он мне, - ты привет передай. Скажи - служу в Москве, и все. Я письмо вам напишу. Большое. Отчет о своей службе. А летом прилечу в отпуск.
– А вы молодец, - сказал дедушка, еще раз пожимая Егорову руку.
– Про вожатство правильно решили. Отрядом руководить и из Москвы можно.
– Я теперь иначе не могу, - ответил Егоров.
– У меня служба такая!
Я тоже пожал Егорову руку. Очень мне понравилась его идея. Еще бы наш вожатый на посту номер один стоит!
– Ну, до свидания, - сказал Егоров.
– Командиры на минуточку отпустили! Да и то потому только, что вы генерал, Антон Петрович! Вон глядят!
Мы повернулись к Кремлю. Там стояли два офицера. Увидели, что дед на них смотрит, в струнку вытянулись, издалека ему честь отдали. Вежливые!
А Егоров козырнул нам. Именно нам, я не оговорился. Сначала деду. Дед ему честь отдал. Потом мне. Я Егорову отсалютовал.
Потом он четко кругом повернулся. И побежал.
Вот какая встреча произошла! Просто удивительная! Миллионы жителей в Москве. С одного двора люди на улице не встретятся. А мы из Сибири прикатили и сразу своего нашли.
Ну, правда, нашли потому, что он у Мавзолея стоял, а не где-нибудь. К Мавзолею миллионы людей стекаются. Потому что это Мавзолей. Там - Ленин. И теперь рядом с Лениным наш вожатый. Монтажник из Сибири. Часовой... Самый видный солдат на всей земле...
Так что была бы моя воля, прежде чем офицером стать - артиллерийским, или морским, или авиационным, я бы выбрал службу Егорова.
НАСТОЯЩИЙ ЧЕЛОВЕК
Самолет идет на посадку. Скоро будем у генерала Иванова.
Я десять раз деда просил: расскажи о своем друге.
– Пока не могу, - отвечал дед.
– Ты его должен сам увидеть. Это человек необыкновенный. Больше таких нет.
Чем же он необыкновенный, думал я. Двухметрового роста? Сильный, как штангист? Но ничего придумать не мог. Вздыхал - придется терпеть.
Но вот дед толкает калитку. Идет по тропинке к домику, заросшему плющом. Навстречу бежит человек. Дед обнимает его крепко.
Они стоят, прижавшись друг к другу. Молчат. Потом отступают на шаг. И тут я вижу, что у генерала Иванова нет обеих рук. Рукава заправлены в карманы.
Как же он живет, думаю я. Как можно жить без рук? А дед будто не видит этого. Берет меня за плечо, подводит к Иванову, представляет, как там, в Москве.
– Антон Рыбаков?
– переспрашивает Иванов.
– Твой дублер, значит? улыбается деду.
– Антон Второй!
– кивает дед.
Мы проходим в дом. Нас встречает седая женщина. У нее веселые глаза. Она хочет обнять дедушку. Но он сначала целует ей руку и говорит:
– Здравствуй, боевой товарищ!
Мы сидим в комнате Николая Петровича. В углу стоит странное стекло. Я трогаю его, не понимаю, зачем это дырявое стекло здесь. Его надо выбросить. Оно все в трещинах и дырках.
– Отгадай, что такое?
– говорит Николай Петрович.
– Ветровое стекло от машины, - выручает меня дед.
– Видишь дырки? Это следы от пуль.
– Храню на память, - сказал Николай Петрович.
– Автографы смерти как бы. Всю мою машину изрешетило, случайно жив остался.
Они влюбленно смотрят друг на друга, перебивают друг друга, словно мальчишки. Будто мы с Кешкой, например. И никак наговориться не могут.
– Вот слушай, Антон!
– зовет меня дед. Усаживает рядом.
– Расскажи снова, Коля! Это ему непременно надо знать. Знаешь, он ведь в военные собрался. Но если и штатским останется, знать надо!
Николай Петрович кивает, выходит на середину комнаты. Рисует сапогом на полу воображаемые дуги, линии - направление ударов. Рисует пушки, танки.
– Это Дрезден, - говорит он.
– Это наши главные силы. А этот клин мой артиллерийский полк. Вперед мы ушли, наши только еще подтягиваются. И вот берем пленных. Они говорят - готовится танковый удар. Направление такое-то. Что делать? Если сомнут нас, перед главными силами нет противотанковой защиты. Решаю: удар танков встретить с флангов. Выстраиваюсь углом к противнику. Начинается мясорубка. Открываем огонь не в лоб, как немцы ждут. А сбоку. И по всей глубине. Немцы в замешательстве. Танки горят. Огонь ведем прицельный, точный. Подпускаем близко.