Собрание сочинений (Том 4)
Шрифт:
Оказывается, я совсем не знаю дедушку! Совсем-совсем!
Мы столько прожили с ним! Проночевали в одной комнате, говорили о всякой всячине, но, оказывается, я почти ничего про него не знаю. И если бы не приехал сюда, никогда не узнал бы.
Иду по квартире, где жил дедушка, и узнаю о нем все больше.
На письменном столе стоит маленькая пушка. Внизу написано: "Майору А. П. Рыбакову в память об испытаниях".
Я спрашиваю деда, что это значит. Он объясняет: испытывал гаубицу. Потом она прошла всю
Никогда не слышал, что пушки испытывают. Самолеты испытывают - это да, про это каждый знает. Но вот и пушки тоже. Мне интересно, как это делается.
Дед объясняет: на дальность полета снаряда. На рассеивание. Снаряды, оказывается, в одно место точно никогда не попадают. Даже такое спасение на войне есть - прыгай в воронку, если снаряд жахнул. Другой сюда никогда не попадет. Ну, еще испытание на силу заряда - сколько пороху надо класть, чтобы снаряд поближе летел или подальше. Самое страшное - это испытание. Потому что однажды надо столько пороху положить, что он быстрее взрывается, чем снаряд вылетит. Пушку разрывает. Предельная нагрузка...
В книжном шкафу я нахожу книгу с непонятным названием - "Теория баллистики". Зато автор понятен. Кандидат военных наук А. П. Рыбаков.
– Что это - кандидат?
– спрашиваю я.
– Ученая степень, - отвечает дед.
– Значит, ты ученый?
– смеюсь я.
– Немножко, - улыбается он.
– А баллистика, это что?
– Наука о полете снаряда.
Вот какая наука еще есть.
– Что же ты думаешь, - говорит дед, - война - это просто так? Трах-тарарах? Впрочем, многие так думали. Да и думают еще.
– Дед усаживает меня за стол. Сам садится напротив.
– Но армия - это целый мир. А мир не может быть без науки. Не зря же военные академии есть, где офицеры учатся. Ученые офицеры.
– Я хочу быть офицером!
– говорю я горячо.
– Как ты! Ученым офицером!
Дедушка берет меня за плечо.
– Не забудь, - говорит он, - это работа тяжкая. Учиться. В поле спать. Сильным быть. Ехать, куда пошлют. За других отвечать и самому ответа не бояться. Думай, Антон!
– Дед улыбается.
– Время у тебя еще есть.
ВСТРЕЧА НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ
Я надеялся, генералы пошутили. Но ошибся. Вечером раздался протяжный звонок, и генералы явились, толкая перед собой своих потомков.
Первой вошла курносая девчонка. Класса из пятого. В брюках, в пушистой кофточке, железный пояс какой-то. Цепью.
– Фи!
– сказала она.
– Я думала, действительно сибиряк. А он просто малыш.
– Она протянула мне руку лодочкой, представилась: - Мэри!
– Ты не Мэри, а Маня!
– угрюмо сказал генерал. И покачал головой.
Все генералы были при параде, в орденах. Но я это едва заметил. Маня меня прямо протаранила. Малыш! Подумаешь! Сама-то велика ли? Но я ничего не сказал, конечно.
Потом три парня вошли. Первый - в джинсах с множеством кармашков. Даже на коленках карманы. В красной рубахе. На ней Фидель Кастро нарисован. Я его Фиделем сразу прозвал. Второй - в очках. Прилизанный. Волосы блестят, будто водой намочил. А на самом деле сухие. Или не сухие? Я, пока мы сидели, все гадал.
Третьего звали Глеб. Здоровый лоб. Класса из седьмого. На груди у него круглый значок с небольшое блюдце. На значке написано иностранными буквами: "Stop!" Стоп, значит. Кому это - стоп?
Они вошли, а я не знал, что мне делать. Да еще дед увел своих генералов в другую комнату. Трое уселись. Глеб медленно прошел вдоль стен, разглядывая стол, пианино, шкафы с книгами. Приблизился ко мне. Кивнул на значок.
– Махнемся?
Я пожал плечами. Не понял.
– Махнемся на пушку?
– кивнул он. И добавил: - Не глядя!
"Хорош гусь, - подумал я.
– Пушку вон как разглядел, а говорит - не глядя".
– Это деда, - сказал я сухо, - не имею права.
Глеб скис. Прилизанный повернул ко мне голову.
– Угостил бы чем-нибудь, что ли, - сказал он томно, - хотя бы водичкой.
Я обрадовался, что можно выйти. Вздохнул на кухне. Насыпал вазу кедровых орешков. Принес их в комнату.
Глеб в ладоши хлопнул, подскочил к столу, набил карманы сразу, потом еще в руку орехов взял.
Я хмыкнул. Мне не жалко, пожалуйста, еще сейчас принесу, но что он жадничает! Потом я дал воды прилизанному.
– А лед есть?
– спросил он.
Я удивился: зачем? Оказывается, в воду.
– Простудишься, - сказал я.
– И так холодная. Из-под крана.
– Сэнкью вери матч, - кивнул он благосклонно, - за заботу!
– Ну расскажи, расскажи, - зевнула Мэри, - как вы там, в Сибири, живете?
– Живем помаленьку, - смутился я.
– Подвиги совершаешь?
– спросил Глеб и тряхнул головой. Волосы ему все время глаза закрывали.
Я улыбнулся.
Вспомнил, как дед нам про девушку писал. У которой усы оказались.
– Совершаю, - ответил я, - подвиг утром, подвиг вечером. Иногда по воскресеньям.
Прилизанный захрюкал.
– Что-то скучно у тебя, - воскликнула Мэри и спросила: - Звук имеешь?
Я пожал плечами.
– Ну, приемник, транзистор?
Я кивнул на приемник. Она вылезла из кресла, включила музыку. Стала притопывать. Потом приплясывать. Коленками задергала, заизвивалась. Захыкала:
– Хы! Хы!
Будто гимнастику делала.
– Смогишь?
– спросил меня Глеб.
Я не понял.
– Ну, смогуешь?
– повторил он.
– Да темный он, не видишь!
– сказал прилизанный.
– Переведи на древнерусский.