Собрание сочинений (Том 5)
Шрифт:
Вечером того дня мы с Л. С. Римской и С. М. Гинцем скромно поужинали втроем в ресторане, чтобы отметить событие. Следующие дни до отъезда прошли в доработке "Кружилихи".
В Ленинград я вернулась в августе вместе с мамой. Она сначала жила на даче в Разливе, потом переехала в Дом творчества в Комарово. К несчастью, дни ее были уже сочтены...
По пути, в Москве, было приятное происшествие. Я зашла в Союз писателей, и там мне без всяких с моей стороны просьб вдруг дали книжку на промтовары. Я пошла в
В Ленинграде же, получив премию, первым долгом купила ребятам велосипеды. А кроме них обувь, штаны и все, в чем они столько лет так нуждались. Какое было удовольствие покупать все это!
Но вернусь к "Кружилихе".
В свое время, после первого успеха "Спутников", журнал "Знамя" предложил мне договор на новое мое произведение. Я договор подписала. Теперь, закончив роман, надо было везти его в "Знамя".
Я застала там перемены: вместо Тарасенкова заместителем редактора был С. И. Вашенцев, не было завредакцией Любови Иосифовны, но все же это была знакомая, безгранично доброжелательная редакция, я вошла в нее уверенно и радостно.
Вашенцев принял от меня рукопись и сказал, что о дальнейшем мне сообщат. Он позвонил в тот же день и сообщил, что Тарасенков уже прочел мой роман, а теперь читает Вишневский.
Я жила в тот раз в какой-то комнатке, куда устроил меня Союз, быстро устала от Москвы и мечтала, чтобы скорее определилась судьба романа.
И довольно скоро меня позвали в редакцию к Вишневскому. Он сидел за своим столом у большого окна, встретил меня приветливо, пригласил сесть, но далее разговор принял пренеожиданный и пренеприятный оборот - он накинулся на меня с упреками.
– Как!
– воскликнул он экспансивно.
– Это советский директор?! Что он у вас говорит, не хочется повторять!
– Имелся в виду, конечно, Листопад. Какие он у вас совершает поступки! Впрочем, я прочту еще раз. Там есть кое-что - эта милая старушка, жена главного конструктора, эта интеллигентка Нонна, эта мать Листопада. Вы одаренный человек, но, к сожалению, не обо всем мыслите правильно. В общем, подождите, пока я прочту еще раз. Я дам вам ответ в пятницу, приходите утром. Впрочем, приходите лучше в четверг, пятницу моряки считают тяжелым днем, - завершил он кокетливо.
И вернулся к упрекам, обвиняя на этот раз в том, что я описала Листопада и Уздечкина как антагонистов, тогда как коммунисты должны уметь находить общий язык. Он явно не понимал моего замысла и пытался навязать мне нечто свое. Я уже восставала против этого всем сердцем, как вдруг увидела, что он... плачет! Да, он отошел к окну и краем занавески утирает подлинные слезы - я поняла, что он, во всяком случае, бесконечно искренен, доверие мое к нему восстановилось мгновенно, ни до, ни после этого я не видела плачущего редактора.
Во время этого разговора попеременно
В четверг я опять пришла и опять сидела перед моим судьей, а он говорил:
– Первого сентября мы должны по графику сдавать номер в набор. Мы можем задержать сдачу до второго сентября, в самом крайнем случае до пятого. Если вы к этому дню успеете внести поправки...
Я собиралась ответить, но звякнул английский замок в двери, и быстро вошел Вашенцев.
– Да, да, - заговорил он.
– Самое позднее мы сдаем номер в типографию пятого, по графику должны сдавать первого, после пятого ни одного дня не можем тянуть.
– Сергей Иванович, - сказала я.
– Вы же слышали предыдущий разговор какое тут может быть пятое, а тем более первое, ведь в романе не остается камня на камне, его надо писать заново, с самого начала.
Я говорила, а Вашенцев как-то странно махал мне рукой. Потом он сказал:
– Все зависит от вас. Если вы управитесь до пятого...
– Да!
– сказал Вишневский.
– Надо непременно управиться до пятого.
– Зайдите ко мне, Вера Федоровна, - сказал Вашенцев.
И в его крохотном кабинетике мы договорились мгновенно: я напишу сцену дружественной беседы между Листопадом и Уздечкиным (эта беседа написана и находится в главе "Ночью") да еще переделаю название романа. Он был назван первоначально "Люди добрые", Вашенцев посоветовал название "Кружилиха".
– Может быть, "Люди Кружилихи", - усомнилась я.
– Нет, - сказал он.
– "Кружилиха" - это будет хорошо.
Мне тоже вдруг показалось, что это будет хорошо, что помимо названия завода это слово передает взвихренность, стремительность нашего переходного бытия. Я согласилась.
– Но Вишневскому не нравится, - сказала я.
– Что вы, - сказал Сергей Иванович.
– Если бы не нравилось, разве он так бы говорил с вами?
И я почувствовала, что он прав. И, бодро вернувшись домой, стала сочинять разговор Листопада с Уздечкиным.
В тот же день случилось еще одно приятное. Позвонил А. К. Тарасенков, сказал, что романом заинтересовался "Новый мир" и редактор его К. М. Симонов, которому Тарасенков дал прочитать мою рукопись, хочет со мной повидаться.
Вечером позвонил сам Симонов и прислал за мною машину, и я поехала в "Новый мир".
Первый раз я тогда увидела Симонова, и очень он мне понравился. Понравилось не только то, что он похвалил "Кружилиху" и предложил передать ее "Новому миру". Понравилась и общая его приветливость к людям. И непринужденность в обращении - он сидел в редакции в рубашке с засученными рукавами, без пиджака и без галстука.