Собрание сочинений в 14 томах. Том 7
Шрифт:
Но ни один не решился подступиться, а он все бил и бил своей левой рукой, попадая каждый раз во что-то мягкое, кровавое, отвратительное и не имеющее ничего общего с человеческим лицом, и это что-то не поддавалось и продолжало маячить перед его помутившимся взором. И он все бил и бил, все слабее и слабее, постепенно теряя последние остатки жизненной энергии, бил, казалось, целые века, целые тысячелетия, пока, наконец, бесформенная кровавая масса не рухнула на доски моста. И тогда он стал над ней, шатаясь, как пьяный, ища опоры в воздухе и спрашивая изменившимся голосом:
— Еще хочешь? Говори… Еще хочешь?
Он
Будильник на столе зазвонил, но Мартин не слыхал его и продолжал сидеть, закрыв лицо руками. Он ничего не слышал. Он ни о чем не думал. Так живо он пережил все опять, что вновь потерял сознание, как в ту ночь, на мосту Восьмой улицы. Мрак и пустота окутывали его в течение нескольких минут. Потом, точно оживший мертвец, он вскочил, сверкая глазами, весь взмокший от пота.
— Я все-таки побил тебя, Масляная Рожа! — вскричал он. — Мне понадобилось для этого одиннадцать лет, но я побил тебя!
Ноги у него дрожали, голова кружилась, и, пошатнувшись, он должен был сесть на постель. Он все еще был во власти прошлого. Он недоуменно озирался по сторонам, словно не понимая, где он находится, пока, наконец, он увидел груду рукописей в углу. Тогда колеса его памяти завертелись быстрее, промчали его через четырехлетний промежуток, и он вспомнил книги, вспомнил мир, который они открыли ему, вспомнил свои гордые мечты и свою любовь к бледной девушке, впечатлительной и нежной, которая умерла бы от ужаса, если бы хоть на миг стала свидетельницей того, что он только что заново пережил, хоть на миг увидала бы ту грязь жизни, через которую он прошел!
Он поднялся и поглядел на себя в зеркало.
— Теперь ты выкарабкался из этой грязи, Мартин, — торжественно сказал он себе, — в глазах у тебя прояснилось, ты касаешься звезд плечами, живешь полной жизнью и отвоевываешь ценнейшее наследие веков у тех, кто им владеет.
Он внимательно поглядел на себя и рассмеялся.
— Немножко истерики и мелодрамы? Ну что ж! Это не страшно. Ты когда-то одолел Масляную Рожу, — так же ты одолеешь и Издателей, даже если придется потратить и больше, чем одиннадцать лет! Только не вздумай останавливаться, иди вперед. Бороться так бороться до конца!
Глава шестнадцатая
Будильник разбудил Мартина так внезапно, что у человека с менее здоровым организмом это наверняка вызвало бы головную боль. Хотя он спал очень крепко, но проснулся мгновенно, как кошка, радуясь, что миновали пять часов забытья. Он ненавидел сон. Так много нужно было сделать, так много испытать в жизни! Он жалел о каждом миге, похищенном у него оном; будильник не перестал еще трещать, а Мартин окунул голову в таз с водой, наслаждаясь ощущением холода.
Но день не пошел по обычной программе. Не было начатого рассказа, который ждал бы окончания, не было нового замысла, который просился бы на бумагу. Мартин очень поздно кончил заниматься накануне, и теперь время уже приближалось к завтраку. Он хотел было прочитать главу из Фиска [15] ,
15
Фиск, Джон (1842–1901) — американский буржуазный историк и социолог; был идеологом нарождавшегося американского империализма.
— Не понимаю, — бормотал он, — а может быть, это редакторы не понимают. Чего им еще нужно? Они печатают вещи куда хуже. Да все, что они печатают, гораздо хуже этого… почти все.
После завтрака он уложил в футляр пишущую машинку и отвез ее в Окленд.
— Я задолжал за месяц, — сказал он приказчику. — Скажите хозяину, что я уезжаю на работу и расплачусь по возвращении. Через месяц или около того.
Он переправился на пароме в Сан-Франциско и пошел в посредническую контору.
— Любую работу, все равно какую, — начал он, но его прервал приход нового посетителя, одетого с тем дешевым шиком, с каким одеваются рабочие, имеющие склонность к «изящной жизни».
Человек, сидевший за столом, безнадежно покачал головой.
— Неужели никого? — спросил вновь пришедший. — Но мне до зарезу необходимо найти кого-нибудь сегодня.
Он повернулся и посмотрел на Мартина, а Мартин посмотрел на него и увидел довольно красивое лицо, но бледное и помятое, как бывает после бурно проведенной ночи.
— Ищешь работы? — спросил он у Мартина. — Что умеешь делать?
— Любую тяжелую работу, знаю морское дело, пишу на машинке, стенографии не знаю; могу ездить верхом — вообще могу делать все, что угодно.
Тот кивнул головой.
— Ну что ж, подходит. Меня зовут Доусон, Джо Доусон, и я ищу себе помощника в прачечную.
— В прачечную? — Мысль, что он будет гладить всякие там женские кружевные финтифлюшки, показалась Мартину забавной. Но наниматель чем-то понравился ему, и потому он прибавил: — Стирать я вообще-то умею. Научился в плавании.
Джо Доусон на минуту призадумался. — Слушай, мы, пожалуй, можем столковаться. Хочешь узнать, о чем речь идет?
Мартин утвердительно кивнул головой.
— Есть такая маленькая прачечная при гостинице в курортном местечке «Горячие Ключи». Для работы нужны двое: старший и помощник. Я старший. Каждый делает свое дело, но ты мне подчиняешься. Как, согласен?
Мартин задумался. Перспектива была заманчива. Несколько месяцев работы — и у него появится опять время для занятий. А он умел и работать и учиться на совесть.
— Хорошие харчи и отдельная комната, — сказал Джо.
Это решило вопрос. Отдельная комната, где никто не будет мешать жечь лампу по ночам.