Собрание сочинений в 15. томах Том 3
Шрифт:
Один миг я прислушивался, потом схватил мои металлические брусья и двинулся вверх по галерее.
— Вероятно, это та самая шахта, в которую мы уже заглядывали, — сказал Кавор. — Та, что была под крышкой.
— И тогда внизу мы видели огни…
— Огни, — сказал он, — да, огни того мира, который нам никогда не суждено увидеть.
— Мы еще вернемся, — сказал я.
Теперь, когда нам удалось прорваться так близко к поверхности Луны, я был почти уверен, что мы найдем шар.
Ответа Кавора я не расслышал.
— Что? — переспросил я.
— Ничего, — ответил он, и мы молча начали подниматься кверху.
Я полагаю, что наклонная
И странно: мы, люди, которым недавно та же самая растительность казалась такой зловещей и страшной, теперь смотрели на нее с волнением изгнанников, возвращающихся к себе в отечество. Мы радовались даже разреженному воздуху, который заставлял нас задыхаться на бегу и сильно затруднял нашу беседу, ибо теперь снова приходилось напрягать голос, чтобы слова звучали отчетливо. Освещенный солнцем круг над нами становился все шире и шире, а позади нас туннель все более погружался в непроглядную черноту. Мы увидели колючие кустарники уже без малейшего проблеска зелени — бурые, сухие и толстые. Тень верхних ветвей, все еще невидимых для нас, запутанным узором покрывала беспорядочно нагроможденные скалы. Тотчас же за устьем туннеля простиралось обширное истоптанное пространство, по которому выходили и входили лунные коровы.
Миновав это пространство, мы, наконец, выбрались на солнцепек. Зной подействовал на нас угнетающе. Мы с трудом перебрались через открытую площадку, вскарабкались по склону между кустарниками и сели, пыхтя и отдуваясь, в тени, отбрасываемой нависшей массой лавы. Но даже в тени скала была горяча на ощупь.
Воздух был чрезвычайно жарок, и мы сразу почувствовали себя очень скверно, но все же, как-никак, мы избавились от кошмара. Мы воротились обратно в наши собственные владения, в звездный мир. Все страхи и все душевное напряжение нашего бегства по темным переходам и расщелинам остались позади. Последняя битва внушила нам безграничную веру в себя. Со смутным недоумением оглядывались мы назад, на черное отверстие, из которого только что вышли. Там, внизу, в голубом мерцании, которое теперь представлялось нам совершенным мраком, нас встретили существа, казавшиеся нелепыми карикатурами на людей, создания со шлемообразными головами. Мы боязливо следовали, за ними и повиновались им, доколе повиновение не стало окончательно невозможным. И вот эти существа были раздавлены, как воск, разлетелись, как солома по ветру, рассеялись и исчезли, как порождения сна.
Протирая глаза, я опрашивал себя: полно, да уж не привиделось ли нам все совершившееся
— Чорт побери, — сказал я, осторожно ощупывая свои ранения, и вдруг далекое жерло туннеля представилось мне глазом, внимательно наблюдающим за нами.
— Кавор, — спросил я, — что они теперь сделают? И что делать нам?
Он покачал головой, не переставая глядеть на туннель.
— Как, знать, что они теперь сделают? Все зависит от того, что они думают о нас, а разве мы можем это угадать? Многое также зависит от того, какими средствами борьбы они располагают. Вы правильно сказали, Кавор, что мы коснулись только внешнего покрова этого мира. У них там в глубине, вероятно, есть всякие штуки. Даже от их самострелов нам может прийтись плохо.
— И все-таки, — продолжал я, — если мы даже не отыщем сразу наш шар, у нас есть шансы… Мы можем держаться… Даже ночью. Мы можем опять спуститься вниз и вступить в новый бой.
Я пытливо оглянулся но сторонам. Весь характер пейзажа совершенно переменился, потому что чудовищно разросшиеся кустарники уже увядали и засыхали. Гребень, на котором мы сидели, был очень высок, и с него открывался обширный вид на кратер, высушенный осенним дыханием кончающегося лунного дня. Ряд за рядом тянулись продолговатые откосы и бурые истоптанные луга, на которых паслись лунные коровы. Вдали, на, солнцепеке, дремало целое стадо — разбросанные там и сям туши, каждая с полоской тени вблизи себя, похожие на баранов, прикорнувших на холмике. Нигде не было видно ни малейшего следа селенитов. Я не мог решить, что с ними сталось, — убежали они, завидя наше появление, или вообще имели привычку удаляться, выгнав лунных коров на пастбище. В то время я склонялся к первому предположению.
— А что, если поджечь эти кусты? — спросил я. — Мы могли бы найти шар среди пепла.
Казалось, Кавор не слышал. Защитив глаза рукою, он смотрел на звезды, которые, несмотря на яркий солнечный свет, во множестве виднелись на небе.
— Как вы думаете, — спросил он наконец, — долго ли мы находимся здесь?
— Где здесь?
— На Луне.
— Два земных дня или около того.
— Больше десяти дней! Знаете ли вы, что Солнце уже прошло зенит и склоняется к западу. Дня через четыре и даже меньше наступит ночь.
— Но… ведь, мы ели только один раз.
— Я знаю. И… однако посмотрите на звезды.
— Но почему время представляется нам менее долгим, когда мы находимся на маленькой планете?
— Не знаю. Но это так.
— Как же надо измерять время?
— Голодом, усталостью… Но все это здесь совсем иное, чем у нас. Мне лично кажется, что с тех пор, как мы впервые вылезли из шара, прошло всего несколько часов, быть может очень долгих часов, но и только.
— Десять дней! — повторил я. — Это значит…
Я посмотрел на Солнце и увидел, что оно находится как раз на половине пути между зенитом и западным краем горизонта.
— Осталось только четыре дня… Мы не смеем сидеть здесь и болтать о пустяках. Как вы думаете, с чего начать?
Я вскочил на ноги.
— Надо наметить какой-нибудь определенный пункт, который легко запомнить. Мы можем повесить флаг, или платок, или что-нибудь в этом роде, а потом разделим всю местность на квадраты и станем обследовать их поочередно.
Кавор тоже поднялся и теперь стоял со мной рядом.