Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары.
Шрифт:
А дно ложбины уже запылало в голубом свете прожекторов.
Они вспыхивали в разных точках немецкого фронта и, пошарив своей голубой метлой по дну оврага, упорно втыкали свой луч в то место, где в немецкой проволоке барахтались несколько десятков серых копошащихся фигурок.
Около них и впереди них, к немцам, вспыхивало красное пламя тротила, и через полсекунды оттуда слышались гулкие раскаты разрыва ручных гранат.
В бинокли так ясно и так близко были видны залитые голубым светом фигурки нападающих.
— Что-то их мало! — проскрипел Нилов. — Тут нет роты. Остальные, значит, залегли.
Командир полка не успел ответить: немцы открыли артиллерийский огонь по окопам шестой роты и по всему дну оврага перед нею.
Летящая тяжесть упала, содрогнув воздух и землю. За ней вторая, третья.
Всё дно лощины поползло белесыми фантомами дымов. Столбы пламени, как гигантские факелы, вставали то там, то тут и рушились в шелестящем дожде вздыбленной земли, в вое осколков.
Командир полка видел в бинокль, как по дну оврага бежали крошечные фигурки солдат, разбегаясь влево и вправо; возврат в свои окопы для них стал уже невозможен: косил заградительный огонь.
Нилов смотрел не туда.
Он, наблюдая в бинокль, видел, как группа нападавших всё глубже и глубже вгрызалась в проволоку немцев.
— Какие молодцы! — голосом неожиданно страстным вдруг почти прокричал генерал. — Всех к крестам!
«На могилках! — злобно подумал адъютант, испуганный с непривычки гулом боя и визгом шальных пуль. — Молодцы-то едва ли выберутся из проволоки».
В немецких окопах, справа и слева от точки прорыва, взяв нападающих под перекрестный огонь, не торопясь, спокойненько закудахтали два пулемета.
— Пропали! — ахнул командир полка, въедаясь в бинокль. — Очень скверно!
В голубом кругу стекол было видно, как забарахтались в проволоке запутавшиеся в ней серые фигурки людей. Но вскоре движения их стали замедляться. Словно устали люди. Всё реже поднимались руки. Всё ниже наклонялись тела, падая на проволоку и повисая на ней.
— В чем дело? Почему они не отходят? — закричал Нилов, бросая бинокль, мотнувшийся на ремне. — Что такое?..
— Ничего не понимаю! — развел руками командир полка.
— Они мертвы, господин полковник! — зашептал, догадавшись, адъютант. — Не падают, потому что запутались в проволоке. Она их держит.
И, подтверждая слова адъютанта, немецкий пулемет оборвал свое кудахтанье, умолк, поперхнувшись последним выстрелом. Разбрелись и прожекторы, ползая своими голубыми метлами по всей лощине. Они выискивали серые кочки разбежавшихся солдат и, выследив, задерживались на них.
И тогда по этой цели снова начинал отрывисто лаять пулемет.
Серые кочки вскакивали, на секунду становясь людьми, делали несколько прыжков в сторону своих окопов и снова падали,
Теперь всего один несильный прожектор освещал место гибели капитана Ярыгина. В бинокль уже плохо было видно, что делалось там, у этой проволочной могилы.
Слабел и артиллерийский огонь. Лишь тяжелая батарея откуда-то далеко, так, что почти не было слышно звука выстрела, с упрямой правильностью пауз бросала снаряды по козырькам и блиндажам несчастной роты.
Вот и наш мортирный дивизион начал отвечать по зарницам вспышек немецких гаубиц. Завязалась артиллерийская дуэль, словно подчеркнув, что уже нечего интересоваться тем, что делалось у немецкой проволоки.
— Поручик Долинский, — приказал Нилов, — передайте артиллеристам, чтобы они открыли огонь по окопам противника.
Командир полка дернулся было плечом, но адъютант уже гаркнул:
— Слушаюсь! — и исчез в темноте.
— Короткий удар был произведен блестяще! — повернулся Нилов к командиру полка, протягивая ему руку. — Благодарю вас, полковник. Шестая рота смыла свой позор.
— Рад стараться, ваше превосходительство! — прочувственно-вкрадчиво ответил командир полка. — Сделать большее было не в человеческих силах!
— Да. Я так и доложу командарму.
Снова заскрипели торопливые шаги по снегу. Вернулся адъютант с артиллерийским офицером.
— Ваше превосходительство! — отрапортовал офицер, со звяком шпор останавливаясь в трех шагах от генерала и говоря громко и раздельно, без торопливости. — Немцы подбирают наших раненых. Прикажете открыть огонь?
Нилова охватило темное бешенство, хотя офицер был прав, Доложив о том, что он видел в сильную трубу наблюдателя и чего уже не мог заметить генерал в полевой бинокль.
Но вопрос офицера в ушах Нилова прозвучал как; «Одно преступление сделали, прикажете ли сделать второе?»
«Я уже приказал, — из злого упрямства, вызванного неудачей удара, хотел крикнуть Нилов, — а за нераспорядительность вы будете арестованы!»
«Людишки, подлая слизь!» — злобно подумал генерал, всё же поднимая бинокль.
Офицер, ожидая ответа, стоял, вытянувшись, держа руку под козырек
— Ступайте! — справившись с сердцебиением, неопределенно приказал Нилов, ничего не увидев в бинокль, кроме мутного белесого пятна;, в поле которого что-то чернело.
Лощина засыпала.
Смолкли пушки. Угас прожектор, освещавший место прорыва. Лишь вспыхивали ракеты, электрически-белые шарики, высоко взлетавшие в черное небо. Изредка пощелкивали винтовки. Это немецкие часовые обстреливали серые бугорки уцелевших солдат. 6-й роты, возвращавшихся в окопы.
Опять, уже неторопливо, к начальникам подошел артиллерийский офицер и сообщил, что в ходе сообщения убит осколком гранаты подполковник Звягин.
Командир полка снял папаху и перекрестился: