Собрание сочинений в 20 т. Том 14. Тайна трёх
Шрифт:
Вот царская охота: скачущие кони мчат колесницу; царь, обернувшись назад, мечет стрелы из лука в огромного льва; смертельно раненный зверь, встав на дыбы, вцепился передними лапами с растопыренными, похожими на исполинские пальцы, когтями, в обод колеса, как будто хочет остановить колесницу; издохнет сейчас, но с последним рыканием вгрызся зубами в толстый обод – вертящийся вихрь колеса (Place. Ninive et l’Assyrie, II, pl. 50).
А вот другой, тоже раненый лев, с торчащим в загривке обломком копья, сидя на задних лапах, опустив морду и выгнув спину с предсмертною икотою, блюет кровью, хлещущей
«Основа бытия есть ужасное» (Шеллинг). Ужасное отвращает взор Египта, а взор Вавилона притягивает. Здесь, Египту непонятная, воля к ужасу.
«Может быть, человек любит не одно благоденствие; может быть, он ровно настолько же любит страдание?.. А человек иногда ужасно любит страдание, до страсти… Любить только одно благоденствие даже как-то неприлично. Хорошо ли, дурно ли, но разломать иногда что-нибудь даже очень приятно… Я уверен, что человек от настоящего страдания, то есть от разрушения и хаоса, никогда не откажется… Я ведь тут собственно не за страдание стою и не за благоденствие. Стою я – за свой каприз, и чтобы он был мне гарантирован, когда понадобится» (Достоевский. Записки из подполья).
«Подпольный человек» родился в Вавилоне. Вавилон первый понял, что «разломать иногда что-нибудь даже очень приятно» – и разломал Египет. Египет сломанный, Египет, возлюбивший страдание больше, чем благоденствие, и есть Вавилон. Incipit tragoedia – трагедия человечества здесь начинается.
Вавилон возлюбил страдание, потому что понял, – о, конечно, не умом, а сердцем, – что «страдание – единственный источник познания» (Достоевский) – источник свободы, источник личности. Любовь к страданию, «страсть к страданию» – душа Вавилона.
«Страсти Озирисовы», как тлеющие угли, подернулись пеплом в тишине Египта; вавилонская буря сдунула пепел, угли снова раскалились – и уже не потухнут.
«Подпольное» – «темное». Темный, подпольный человек Достоевского повторяет Гераклита Темного: «Человек любит страдание ровно настолько же, как благоденствие». Это и есть «противоположное – согласное» в существе человека и в существе самого Бога, ибо сам Бог есть «ночь – день, зима – лето, война – мир, сытость – голод: все противоположности». Два начала в Боге, два лица в третьем – анантиизм Троичный.
По Троичной алгебре Шеллинга:
+ А = Отец.
– А = Сын.
± А = Дух.
В вавилонской троице космической: первое лицо – Ану (Anu), бог неба; второе – Энлил (Enlil), бог земли; третье – Эа (Еа-Jа), бог воды или первичной Бездны – Absu, соединяющей небо с землею.
В вавилонской троице звездной: Син (Sin), бог луны; Шамаш (Samas), бог солнца; Иштар (Istar), богиня звезды утренне-вечерней, соединяющей день с ночью.
Именно так понял вавилонскую троицу христианский
«Я начал быть, как Бог единый, но три Бога были во Мне», это знает и Египет (Книга Апофиса). Но египетская троица – в созерцании, в статике, а вавилонская – в динамике, в действии, в воле, в «страсти к страданию»: «человек любит страдание до страсти». Эта страсть и пронзает душу его, как стрела – ниневийскую львицу, анантиизмом божественным.
Закрытые в Египте, как в почке подводного лотоса, открываются в Вавилоне три листа Божественного Трилистника – Тайна Трех.
Ночь светлее дня для Вавилона: лунный бог, Син, выше, чем Шамаш, бог солнечный. Это непонятно, если существо религий есть «натурализм», поклонение силам природы, между прочим, и силе света, как утверждает современная наука о религиях. Но существо религий – не поклонение силам природы, а что-то иное.
Бог для Египта – свет, а для Вавилона – свет и тьма, или, точнее, борение тьмы и света, их противоположность, анантиизм напряженнейший.
Противоположность света и тьмы наибольшая осуществляется в полнолуние, когда луна и солнце противостоят друг другу, противоборствуют в наивысшей точке своей; видимая в зените луна, невидимое солнце в надире светят светом ярчайшим. В таком соотношении обоих светил мир небесный принадлежит луне, подземный – солнцу, что противно естественному чувству, но согласно с чувством религиозным, сверхъестественным. Ибо свет светил – свет богов; боги являются ночью, а днем, в лучах солнца, умирают: солнце – звездоубийца, богоубийца.
В здешнем порядке день покрывается ночью; в нездешнем ночь – днем.
Святая ночь на небосклон взошлаИ день отрадный, день любезный,Как золотой ковер, она свила,Ковер накинутый над бездной.Вот тайна Вавилонской мудрости:
Светом полуденным ночь покрывается.Ночь божественнее дня. «Халдеи говорят, что Бог темен» (Hippol. Philosophoum., IV, 5).
Или точнее: ночь и день равно божественны; свет и тьма в Боге – два начала в третьем – анантиизм Троичный.
Вот почему для Вавилона божество наивысшее – не солнце, и даже не луна, а светило самое ночное, малое, тайное – Звезда.
Слово «Бог» по-шумерийски Dingir, по-вавилонски Еl, обозначается клинописным знаком пятилучной звезды. Существо вавилонских богов – звездное.
В Египте – религия дневного неба, солнечного, в Вавилоне – ночного, звездного. Но и в дневном – ночное, в солнечном – звездное.