Собрание сочинений в 4-х томах. Том 3
Шрифт:
– Вот что! Чтобы доказать вам, что я добрый малый, сделаем так: уступите мне этих Дитмеров, и я за все плачу. Решено?
В эту минуту Фредерик, которому Дельфина сообщила обо всем в передней и которому попались на глаза понятые, вошел в комнату, не снимая шляпы, стараясь быть грубым. Мэтр Готро снова принял величественный вид, а так как дверь оставалась открытой, он позвал:
– Ну, господа, пишите! Значит, во второй комнате: дубовый стол с двумя откидными досками, два буфета...
Фредерик
– О, разумеется! Кто платил за обстановку?
– Я.
– Ну, так пишите встречный иск. Вы, во всяком случае, выиграете время.
Мэтр Готро поспешил закончить свои записи и, составив протокол по делу м-ль Брон, удалился.
Фредерик не сделал ни единого упрека. Он рассматривал пятна на ковре, следы побывавших здесь грязных сапог, и, разговаривая сам с собой, сказал:
– Надо достать деньги!
– Ах, боже мой! И дура же я!
– воскликнула Капитанша.
Она порылась в ящике, вынула какое-то письмо и поспешила в Общество освещения городов Лангедока, чтобы получить стоимость своих акций.
Она вернулась через час. Бумаги были проданы другому лицу! Служащий, посмотрев на ее документ, обязательство, подписанное Арну, ответил ей: «Эта бумага отнюдь не дает вам права на акции. Компания этого не признает».
Словом, ее спровадили; она задыхалась от волнения, и Фредерик должен был тотчас же отправиться к Арну для выяснения этого вопроса.
Но, быть может, Арну подумал бы, что он хочет косвенным путем получить с него те пятнадцать тысяч франков, которые из-за него пропали; и, к тому же, обращаться с требованием денег к человеку, который был покровителем его любовницы, казалось ему гнусностью. Избрав другой путь, он достал у г-жи Дамбрёз адрес жены Режембара, отправил к ней посыльного и таким образом узнал, какое кафе посещает теперь Гражданин.
Это было маленькое кафе на площади Бастилии; здесь он проводил весь день, сидя направо, в дальнем углу, и не двигаясь с места; казалось, он составлял часть обстановки.
Пройдя последовательно целый ряд стадий, выпив сперва полчашки кофе, затем отведав грога, бишофа, подогретого вина и даже воды, подкрашенной вином, он обратился к пиву и каждые полчаса ронял одно лишь слово: «Кружку!», сократив свои слова до минимума. Фредерик спросил его, встречается ли он когда-нибудь с Арну.
– Нет!
– Ну? Почему же это?
– Да он болван!
Может быть, их разделяли политические взгляды? И Фредерик счел уместным осведомиться о Компене.
– Что за скотина!
– сказал Режембар.
– Как так?
–
– Ах, объясните мне, что такое телячья голова?
Режембар презрительно улыбнулся.
– Глупости!
После долгого молчания Фредерик снова спросил:
– Так он переехал на другую квартиру?
– Кто?
– Арну.
– Да. На улице Флерюс.
– Номер дома?
– Разве я бываю у иезуитов?
– Как - у иезуитов?
Гражданин ответил в ярости:
– На деньги одного патриота, с которым я его познакомил, этот скот открыл торговлю четками.
– Не может быть!
– Сходите сами, посмотрите!
Оказалось - сущая правда; Арну, перенесший апоплексический удар, обратился к религии; впрочем, «у него всегда имелись наклонности к этому», и вот (совмещая торгашество с чистосердечием, как это было ему свойственно), чтобы спасти и душу свою и состояние, он принялся торговать предметами церковного обихода.
Фредерик без труда отыскал магазин, на вывеске которого было написано: «Готическое искусство. Церковное благолепие. Украшения для храмов. Раскрашенные изваяния. Ладан трех волхвов...» и т. д. и т. д.
По углам витрины стояли две деревянные позолоченные статуи, выкрашенные в красный и голубой цвета - св. Иоанн Креститель в овечьей шкуре и св. Женевьева с розами в переднике и с прялкой подмышкой; были и гипсовые группы - монахиня, поучающая девочку, мать на коленях возле кровати, трое школьников перед причастием. Лучше всего была хорошенькая хижина, внутри которой находились осел, бык и ясли с младенцем Иисусом, лежавшим на соломе, на настоящей соломе. Полки были сверху донизу завалены четками всех видов, медальками, заставлены кропильницами в форме раковин и портретами церковных знаменитостей, среди которых блистали его высокопреосвященство епископ Афр и святейший отец, оба улыбающиеся.
Арну, сидя за прилавком, дремал, опустив голову. Он сильно постарел, на висках у него появились прыщи, и отблеск золотых крестов, освещенных солнцем, падал на них.
Фредерику стало грустно, когда он увидел этот упадок. Все же, храня верность Капитанше, он сделал над собой усилие и вошел. В глубине магазина показалась г-жа Арну; он поспешил уйти.
– Я не мог разыскать его, - сказал Фредерик, вернувшись домой.
И напрасно он уверял Розанетту, что тотчас же напишет насчет денег своему нотариусу в Гавр, - она вышла из себя. Нельзя себе представить человека более слабохарактерного, такую тряпку! Она терпит тысячу лишений, а другие прохлаждаются!