Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
— Успокойся, папа, и сядем. У нас не так много времени. Это просто удивительно, как тебе разрешили свидание! Да еще в этой комнате и наедине. Как ты все это устроил?
Таня оглядывала темную низкую каморку, где заключенным разрешали свидания лишь в исключительных случаях.
— Это потом, потом, Танюша. Ты о себе, — торопился отец. — Что ты наделала, я спрашиваю?
— Ничего я, папа, не наделала. А ты мало изменился. Как ты живешь? — Она потерлась
Отец с удивлением воззрился на дочь. Она сидела, спокойно улыбаясь, уверенность звучала в ее словах. Никак не походила она на арестантку!
— Как не страшно, глупая? Ты вспомни, где мы сидим!..
— Недолго я буду здесь. Меня, вероятно, сошлют в Сибирь. Флегонт уже там, — с грустью добавила Таня. — А впрочем, и Сибирь не так страшна. Там много наших людей, замечательных людей, папа.
— Ты и Флегонта считаешь замечательным человеком? — Викентий возмущенно фыркнул. — Помилуй, Танюша! Он оказался отъявленным бунтовщиком!
— Он следует своим убеждениям.
Викентий уловил в тоне дочери холодность и отчужденность.
— Убеждения! Шесть лет ссылки за эти убеждения…
— И у меня те же убеждения, папа. Я тоже подбивала мастеровых на забастовки и демонстрации и оскорбляла ходынского царя… Я заодно с Флегонтом.
— Заодно?
— Я с ним не только заодно, я и он — одно, — твердо вымолвила Таня и хоть смутилась от этого признания, но глаз своих не отвела от изумленных глаз отца.
— То есть как так одно? — возвысив голос, спросил он. — Я не пойму…
— Ну, мы просто любим друг друга, и я выйду за него замуж.
— Опомнись, Танюша!
— Это давно решено, — спокойно ответила Таня.
— Решено — без меня? — возмутился Викентий.
Таня смолчала. Сказать ему, что они не нуждались в его согласии, она не хотела: «К чему?»
— И тебе, конечно, — продолжал Викентий, — некогда было подумать об отце, о том, как он отнесется к этому? Э, да что тут говорить! Но, Танюша, ведь тебя с ним так много разделяет! Ты по-другому воспитана, и вообще вы разные люди…
— Нас ничего не разделяет, папа. Ты бы не узнал его теперь. Такой он стал умница, так много читает, так много работает. И так любит меня.
«Еще бы не любить! Губа у молодца не дура», — подумал Викентий. Его не особенно расстроило сообщение Тани: «Любит! А сам попал на шесть лет в Сибирь… За это время может произойти всякое. Девичья память авось коротка!»
— Он тебя любит, не сомневаюсь, — сказал он. — А ты?
Таня безмолвно качнула головой. Потом сказала:
—
— Не понимаю, Танюша.
— Если у тебя есть друзья, которые устроили свидание, попроси их, чтобы меня послали туда, где Флегонт. Я очень прошу…
— Хорошо, — с усилием ответил Викентий.
— Ты сделаешь это?
— Да. Не надо плакать, Таня…
— Я не буду… Мне так жаль тебя!
В коридоре шагал часовой.
— Ты, конечно, защищаешь себя на допросах? — спросил Викентий.
— Нет, я просто молчу.
— Значит, ты все отрицаешь?
— Я просто молчу.
— Зачем же?
— Так надо.
— Но ведь господин Филатьев все знает о тебе!
— Все.
— Значит, тебя предали?
— Да.
— Вот видишь! Ты связалась с предателями.
— Нет. — Таня вздохнула. — Есть, конечно, и провокаторы, но те, кто выдал меня, просто слабые люди. Им сказали, что признание сделает наказание не таким тяжелым.
— И они признались во всем?
— Кое-кто поверил этому и признался. Потом им сказали, что наказание будет совсем небольшим, если они назовут тех, кто ими руководил.
— И они назвали? В том числе тебя?
— Да.
— Что же с ними сделали?
— С кем?
— С этими… Кто назвал всех вас…
— То есть с предателями? А и они там же, где все.
— Как там же? — ужаснулся Викентий.
— Ну да, в Сибири. Где им быть еще?
— Значит, их просто обманули? — Викентий был уязвлен в самое сердце.
— Конечно. Это же обычный прием любой охранки.
«Боже мой, какая подлость! — мелькнуло у него в голове. — Неужели и Филатьев поступает так же? Не завел ли и он со мной темную игру?..»
— Но, Танюша, — сказал он, — может быть, полиция действительно ничего не знала и их признания были нужны ей?
— Может быть.
— Но ведь ты сама сказала, что о тебе они знают все.
— Что же из того?
— Вероятно, их раздражает твое упрямство, отрицание очевидного? Признание, хотя бы ради формы, наверняка смягчит их?
— Об этом, папа, не надо говорить, — твердо сказала Таня.
— Но почему?
— Я уже сказала, признание — первый шаг к предательству. Ты хочешь, чтобы я стала предателем?
— Танюша!..
— Смягчить их… Кого? Не этого ли иезуита Филатьева, который допрашивал меня? Я его еще по Тамбову знаю. Все они негодяи! — Таню передернуло.
— Разве среди них нет хороших людей? — неотступно думая о Филатьеве, спросил Викентий.
— Хороший человек не пойдет в охранку.