Собрание сочинений в 4 томах. Том 2
Шрифт:
Саня. То-то и страшно, что ни о чем другом говорить не нужно. А говорить не хочется, и молчать невыносимо. Как я устала, как я ничтожно несчастна.
Корчагин. Нельзя так… каждый человек велик… вот они… каждый из них велик.
Саня. Они — да. Они но крайней мере знают, что делают. А я — нет. Они хотят выковать новый мир. А я ни старого, ни нового не хочу… ничего не хочу.
Корчагин. Это какой-то надрыв… это пройдет.
Саня.
Корчагин. Саня, мне начинает казаться, что вы со своей совестью не в ладах.
Саня. Вот-вот… скажите, чтоб меня свели в Чека… ей-богу, это лучше всего.
Корчагин. Зачем вы это говорите. Ведь видно, что у вас глубокое несчастье.
Саня. Простите меня, милый мой. (Надрыв.) За что мы так мучаемся… а я еще в бога верю, в его предначертания… за что нам эти страшные предначертания? Таких, как я, по России мыкается неприкаянными миллионы, и каждый жалок и безумен. Не провожайте, я пошла, прощайте. Я люблю вас. Прощайте.
Корчагин. Саня, так невозможно.
Саня. Наверно, невозможно. Проводите… все равно…
Саня и Корчагин уходят. Появляется Настя, что-то прибирает во дворе.
Настя(поет).
«Лес рубила, прорубь била, Намочила рукава. Поцелует в щеку милый — Заболеет голова».Аккуратный какой, вежливый. Отрубят голову казаки такому, не вернется с войны. Ох, парень, ну тебя с твоими прибаутками.
Из хаты выходит Узоров.
Узоров. Сделать что-нибудь?
Настя. А что?
Узоров. Не знаю.
Настя. Что помогать — не знаешь, а пристаешь.
Узоров. Я без задней мысли.
Настя. А передняя мысль у тебя какая?
Узоров. С тобой побеседовать
Настя. На всякое хотенье имей терпенье.
Узоров. Да ведь война, барышня. Нынче здесь, завтра там.
Настя. Барышни в Самаре каблучками стучат, а мы — люди рабочие.
Узоров. Барышни не по каблукам, а по возрасту. А также и по виду.
Настя. Видать, ты много видов видел.
Узоров. И ты, дорогая, не в лесу выросла!
Настя. Мы на речке живем!
Узоров. А мы в городе.
Настя. Что ж, у тебя в городе супруга есть? Молоденькая? Как звать?
Узоров. В городе поздно женятся, Настасья.
Настя. Все вы за воротами неженатые.
Узоров. Зря обижаешь. Лгать не люблю.
Настя. Ты вежливый.
Узоров. А ты очень хорошая.
Настя. Ох, парень, не крути ты мне голову. И смотришь ты на меня — от солдат совестно. Уйди, отдохни, спать ложись.
Узоров. А ситчик, я смотрю, на тебе наш.
Настя. Почему это он ваш?
Узоров. На нашей фабрике делали. Может быть, мать моя или сестра ткала.
Настя. Значит, ты фабричный?
Узоров. Фабричный.
Настя. Пускай правда, почем знаешь, что твоя мать или сестра ткала?
Узоров. Я к этому ситчику узор составлял.
Настя. Как это — узор составлял?
Узоров. А я, Настенька, рисовальщик. Рисунки к ситцам рисуем. Кумачовый художник. И фамилия наша — Узоровы, по отцу, по деду, от самых крепостных времен.
Настя(наивно). Художник… вот не ожидала.
Узоров. Подумай сама, какая тема у нас с тобой получается. Я на ситец цветы придумал, мать соткала, ты надела — носишь. Ты рыбы наловишь, воблы навялишь, мы съедим дома. Это и есть светлый братский пир труда и мира. А ты на меня смотреть не хочешь.
Настя. Где уж… Не хотела бы, да вот смотрю, как дура. Нет, ей-богу, ты ситцы рисуешь?
Узоров. Спроси у товарищей, скажут.
Настя. И так верится. Аккуратный ты, вежливый… Ох, да мне-то на что ты сдался! Уходи, милый.
Узоров. Скоро уйдем.
Настя. В бой?
Узоров. Наверно, так. Но вот что я хотел у тебя спросить. Если живой останусь и сюда вернусь, то в город со мной поедешь?