Собрание сочинений в 4 томах. Том 2
Шрифт:
Чуднов. Я за свою жизнь перевидел множество всяких людей, ко мне, брат, знаменитые личности на охоту ездили, а отчего Ленин их всех превышает — не знаю.
Казанок. Простой он…
Чуднов. «Простой»… И простых мы видели! То, да не то.
Казанок. Который теперь час? Должно, пятый?
Чуднов. Пятый. Ну, Казанок, ты посматривай, а я погляжу, где Владимир Ильич. Посматривай. (Уходит.)
Казанок.
Слышна песня, затем появляется Рыбаков.
Кто там?
Рыбаков. Свои.
Казанок. Нет, не свои.
Рыбаков. Говорю, свои — значит, свои.
Казанок. Стой!
Рыбаков. Стою.
Казанок. Ты не наш.
Рыбаков. А чей?
Казанок. Чужой.
Рыбаков. Старик, ты пушку отверни, может быть, она стреляет.
Казанок. Стреляет.
Рыбаков. Зачем же ты мне в котелок целишься?
Казанок. Кто ты такой?
Рыбаков. Главным образом человек.
Казанок. Откуда явился?
Рыбаков. Из Москвы.
Казанок. Ты арестованный.
Рыбаков. А дальше что?
Казанок. Руки вверх!
Появляется Чуднов.
Чуднов. Это свой… товарищ Рыбаков. Эй, да как же это ты опростоволосился, Казанок? Он же военный моряк, с Ильичем приехал…
Рыбаков. Мы с шофером около машины возились…
Чуднов. А ты его под арест…
Рыбаков. Более того, у меня маузер, а у него простой бердан. Но часовой есть часовой, к тому же не из пугливых.
Казанок. Свой так свой. Мое дело узнать. Ты не обижайся.
Рыбаков. А я на тебя не обижаюсь.
Казанок. Не обижаешься, а фыркал на меня.
Рыбаков. Как же не фыркать, если ты за грудки хватаешь.
Казанок. Такое дело. За что схватил, за то и держи. Я сейчас часовой, человек казенный. Прощевайте. Я в обход пошел, а вы тут посматривайте… (Уходит.)
Рыбаков. А где Ильич?
Чуднов. На озеро ушел.
Рыбаков. Один?
Чуднов. Не беспокойся, мы кругом охрану выставили. Садись. Сейчас чай поспеет. Только у меня заварка из морковки, чем она воняет — не поймешь. Эх ты, времечко, ничего нет: ни чаю, ни сахару, ни керосину.
Рыбаков. Чего жалуешься? Разве я не знаю?
Чуднов. Рыбаков, в Москве у вас ничего
Рыбаков. Чего — такого?
Чуднов. Особенного чего-нибудь…
Рыбаков. Не знаю. По-моему, ничего особенного не случилось. А почему ты спрашиваешь?
Чуднов. Так… (Подумав.) Что-то товарищ Ленин приехал задумчивый… Пришли мы с ним сюда — молчит. Я фонарь засветил, он с патронами повозился и бросил. Встал, прошелся, а потом сказал: «Я на озеро пойду, вы меня не ищите. Я сам вас кликну» — и ушел. Я ведь понимаю, когда он задумчивый.
Рыбаков. Не знаю… Он всю дорогу рассказывал нам про деревню, про Россию. Ничего такого, сказать по правде, я никогда не слыхал.
Чуднов. А много ли ты на свете живешь?
Рыбаков. Все-таки двадцать шесть лет. Ты не смейся, отец. Я ведь воевал, от Орла до Кавказа Россию прошел! Отчего же Ильич задумчивый? Ты пойди туда, к озеру, и осторожно намекни ему — чай, мол, готов.
Чуднов. А по-моему, не надо.
Рыбаков. А по-моему, надо. Он забыл — и без чаю останется. Продрогнет. Приехали мы рано.
Чуднов. Н'a ложку. Помешай чай, чтобы морковка в нем распространилась, а я, пожалуй, пойду. (Уходит.)
Рыбаков(напевает какую-то песню, потом про себя припоминает стихи). «Русалка на ветвях сидит; там на неведомых дорожках…» [23] . О чем сейчас думает Ильич? Зачем я послал егеря? Не надо было посылать! Конечно, не надо… (Тихо зовет.) Чуднов, Чуднов! А если недаром он всю дорогу рисовал нам Россию. «И на неведомых дорожках следы невиданных зверей. Избушка там…». Чай из морковки — одно недомыслие.
Возвращается Чуднов.
23
«Русалки на ветвях сидят…» — строки из поэмы А. С. Пушкина «Руслан и Людмила».
Звал?
Чуднов. Ежели тебе надо, иди зови сам. Я не решился. Я издалека его увидел. Сидит он там на чем-то, на пне ли, на камне ли, — не пойму, облокотился, на тот берег смотрит… Может быть, в эту минуту он планы какие составляет, а мы, дураки, этого не понимаем и тащим его чай пить.
Рыбаков. Хорошо. Давай ждать.
Слышатся паровозные гудки.
Паровоз надрывается.
Чуднов. Проголодался.