Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона, Стихотворения
Шрифт:
О, дайте мне голубиные крылья
Умчаться от всяческих бед.
В лесах я исчезну, где кроны деревьев
Закроют и солнце, и свет.
А я для своего пения выбрала шумную балладу Хэмфри Круча на музыку другой баллады под названием "Все кругом рогоносцы".
Хозяин продал старую клячу
И трех телят и быка,
В мешок холщовый бросил удачу,
Решил погулять до утра.
Но золото вмиг бесследно исчезло,
А с им и холщовый мешок -
Плохо, бедняга, дело, конечно,
Где же нам хорошо?
Весело было с подружкой горячей,
Сдобной, словно пирог,
Ах,
Хоть за душой - ничего.
Гонит она все печали прочь,
Деньги пропали, так пейте вино!
Где-то же нам хорошо!
Хоть за душой ничего.
Я помнила не все слова этой песни, и мой отец предложил, чтобы я спела еще одну веселую песенку, но мой муж его резко прервал.
– Нет, нет, сэр, ваша дочь устала, и если она еще станет петь, то может сорвать голос.
Потом он отвел меня в сторону и сказал:
– Никогда больше не пой эту балладу. Ты обижаешь моего отца, и баллада глупая.
Я извинилась.
– Муж мой, я пела ради музыки и не собиралась никого обижать.
– Мелодия плохая, а твой голос совершенно не пригоден для пения, временами мне казалось, что он походит на рев медведя!
Мильтоны снова стали искусно и слаженно петь под музыку органа, на котором играл мой муж. Мои маленькие братцы начали зевать и возиться, мы отставили в сторону стол и стулья, и чтобы их немного развлечь, начали играть в жмурки и прятки, а они потом отправились к господину Блекборо, а мы с мужем пошли в спальню.
Весь день я повторяла про себя, что скажу мужу, и когда мы оказались в нашей комнате, очень красиво убранной, я была готова поговорить с ним. Я наблюдала, как Мильтон расчесывал волосы, снял одежду и надел ночной колпак. Все это он делал молча, а потом жестом показал, чтобы я выдвинула из-под кровати раскладушку и улеглась там. Казалось, что на сей раз он не злился. Я набралась храбрости и сказала:
– Джон, дорогой мой муж, мне очень стыдно за прошлую ночь, когда я пожаловалась тебе на головную боль…
Я помолчала, потому что он от меня отвернулся и начал чистить ногти, а затем, не оборачиваясь ко мне, сказал:
– Хватит, жена, не говори больше об этом. В этом виновата твоя мать, что она не предупредила тебя…
Я быстро его прервала:
– Нет, дай мне договорить, потому что в этом виновата только я. Ты меня не понял, когда я тебе сказала о головной боли. Я совсем не это имела в виду. Утром мне было так жаль тебя, когда ты плакал, и я была готова лечь с тобой в постель…
Он опять начал орать:
– Ты что - меня не слышала, ведь я приказал больше ничего не говорить о прошлой ночи? Все уже прошло, а был священный обряд нарушен из-за глупости твоей мамаши или твоей собственной, уже значения не имеет, теперь, увы, ничего нельзя изменить.
– Послушай меня, муж… - молила я его.
Он побелел от злости.
– Если ты еще раз посмеешь открыть свой наглый рот или потрогать покрывало, я тебе гарантирую трепку. Твое состояние делает тебя нечистой семь дней и ночей, и я делаю тебе одолжение, что позволяю спать со мной в одной комнате.
Я сдалась, и его было не убедить, поэтому положила голову на подушку и заснула. Как он провел ночь - спал, читал или рыдал, я не знала, потому что так устала, что мне было все равно.
Глава 14
Транко приехала в Олдерсгейт на второй вечер, я безумно обрадовалась. Ей понравился дом, и если ее терзали сомнения по поводу того, как мы станем жить с мужем, она была настолько мудра, что скрыла их от меня. Она спала на чердаке с Джейн Ейтс и помогала по дому. Я спросила мужа, не стоит ли мне заняться домом? Но он ответил, что в этом нет необходимости, ведь сейчас у меня медовый месяц. Про медовый месяц он говорил как-то кисло, потому что когда молодожены празднуют его, то продолжают сильно любить друг друга, но когда их общее желание и горение несколько уменьшится, то все меняется, как новая луна, а вкус меда улетучивается.
– Когда твои родители и бесконечное число братьев и сестер наконец уедут, тогда мы об этом подумаем, - сказал Мильтон.
Джейн Ейтс объявила, что даже с помощью Транко и приходящей или лучше сказать "приезжающей" из Хайгейта служанки невозможно готовить на такое количество народа. Тогда Транко предложила все делать под моим руководством, но муж ей не позволил и дал понять, где ее место! Он решил, что меньше потратит, если каждый день станет посылать в маленькую лавочку за пресными пирогами и мясом. Кроме того, у кондитера покупали торты, желе, хотя Транко могла бы приготовить все лучше и вдвое дешевле.
Он не позволил гостям прерывать его занятия и после ужина занимался с мальчиками. Он говорил с ними о религии, а сам продолжал изучать иврит. Кроме того, были занятия музыкой, танцами и беседы на самые различные темы.
Пауэллы норовили уйти из дома, потому что их раздражала такая мрачная обстановка и строгий режим. Погода стояла прекрасная, и они посещали друзей и родственников, и иногда приводили с собой гостей к ужину. Они отправлялись смотреть медведей и петушиные бои, брали лодки на прокат и катались по реке, доезжая до Ричмонда и Твикенхема, а потом возвращались обратно. Кроме того, они бродили по Лондону и Вестминстеру, заходили в театры, располагавшиеся по обе стороны реки. Транко с удовольствием следила за младшими детьми и пыталась несколько обуздать их шумный характер, потому что муж начинал громко вопить, если Бесс и Джорджи спорили друг с другом или мучили Бетти. Он мне не позволял никуда ходить с родителями под тем предлогом, что они меня портят, матушка попыталась с ним поспорить.
– Сын мой, надеюсь, что вы не забыли, что в течение пятнадцати лет я занималась своей дочерью, и если она до сих пор не стала испорченной девицей, то два часа, которые она проведет, наблюдая за медведями, ничего не изменят. Кроме того, мне обидно, что мои дочери Зара и Энн станут развлекаться, а Мари ничего не увидит.
Чтобы не возникло ссоры, я сказала, что не хочу видеть, как собаки будут пытаться отгрызть уши бедному мишке или он когтистой лапой выпустит собакам кишки, или просто придушит их. Что же касается театра, то я подожду, пока мы увидим пьесу Вильяма Шекспира или Бен Джонсона вместе с мужем, потому что в поэме, которую он мне дал почитать, Мильтон хвалил этих двух драматургов. Муж меня одобрил, покачал головой и заявил: