Собрание сочинений в десяти томах. Том первый. Стихотворения

фон Гёте Иоганн Вольфганг

Дорога эта в Кумы.

_{Путешественник}

Далек ли путь?

_{Поселянка}

Три добрых мили.

_{Путешественник}

Прости! О, будь моим вождем, природа, Направь мой страннический путь! Здесь над гробами Священной древности скитаюсь. Дай мне найти приют, От хладов севера закрытый, Чтоб зной полдневный Тополевая роща Веселой сенью овевала. Когда ж в вечерний час Усталый возвращусь Под кров домашний, Лучом заката позлащенный,— Чтоб на порог моих дверей Ко мне навстречу вышла Подобно милая подруга С младенцем на руках. 1772

ПЕСНЬ О МАГОМЕТЕ

Видишь горный ключ? Солнца луч Ярко блещет в нем. Духи неба Мощь его вспоили Меж утесов И кустистых чащ. Свеж, блестящ, В пляске из-за тучи Выбежав на скалы, Счастлив, шалый, Синью неба. Мчится

вниз по узким тропкам, Прыгает по гальке пестрой И, как юный вождь пред войском, Кличет братские потоки За собой. И везде цветут цветы, Где прошел он легким шагом И долину Оживил своим дыханьем. Но его ни дол тенистый Не удержит, Ни цветы, к его коленям Льнущие с любовной лаской. Он, змеясь, бежит и рвется На равнину. И, сзывая Все ручьи в объятья дружбы, Он, серебряный, сверкает На сверкающей равнине, Так что реки на равнине И ручьи, с холмов сбегая, Радостно рокочут: «Брат! Брат, возьми с собою братьев! К старику отцу возьми нас, В распростертые объятья Океана — В вечность, жаждущую тщетно Всех обнять, кто к ней стремится. Нас в пути песок пустыни Пожирает, с неба солнце Нашу кровь сосет, холмы нас Превращают в пруд! Возьми нас, Уведи нас, брат, с равнины, Как увел ты горных братьев С гор в объятия отца». «Все ко мне!» — И вот могучий, Полноводный, целым кланом Вознесенный, царь идет! И в стремительном триумфе Он дает названья странам, Воздвигает города. Нарастая в беге шумном, Башен огненные кроны, Зданий мраморных громады — Все в избытке буйной силы Оставляет за собой. На плечах огромных Атлас К небу взнес дома из кедра, Над его главой со свистом Треплет ветер сотни флагов — Признаки его величья. Так своих несет он братьев, И детей, и тьмы сокровищ, Бурно брызжущий восторгом, В даль, где ждет Зиждитель нас. 1772–1773

ПРОМЕТЕЙ

Ты можешь, Зевс, громадой тяжких туч Накрыть весь мир, Ты можешь, как мальчишка, Сбивающий репьи, Крушить дубы и скалы, Но ни земли моей Ты не разрушишь, Ни хижины, которую не ты построил, Ни очага, Чей животворный пламень Тебе внушает зависть. Нет никого под солнцем Ничтожней вас, богов! Дыханием молитв И дымом жертвоприношений Вы кормите свое Убогое величье, И вы погибли б все, не будь на свете Глупцов, питающих надежды, Доверчивых детей И нищих. Когда ребенком был я и ни в чем Мой слабый ум еще не разбирался, Я в заблужденье к солнцу устремлял Свои глаза, как будто там, на небе, Есть уши, чтоб мольбе моей внимать, И сердце есть, как у меня, Чтоб сжалиться над угнетенным. Кто мне помог Смирить высокомерие титанов? Кто спас меня от смерти И от рабства? Не ты ль само, Святым огнем пылающее сердце? И что ж, не ты ль само благодарило, По-юношески горячо и щедро, Того, кто спал беспечно в вышине! Мне — чтить тебя? За что? Рассеял ты когда-нибудь печаль Скорбящего? Отер ли ты когда-нибудь слезу В глазах страдальца? А из меня не вечная ль судьба, Не всемогущее ли время С годами выковали мужа? Быть может, ты хотел, Чтоб я возненавидел жизнь, Бежал в пустыню оттого лишь, Что воплотил Не все свои мечты? Вот я — гляди! Я создаю людей, Леплю их По своему подобью, Чтобы они, как я, умели Страдать, и плакать, И радоваться, наслаждаясь жизнью, И презирать ничтожество твое, Подобно мне! 1774

ГАНИМЕД

Словно блеском утра Меня озарил ты, Май, любимый! Тысячеликим любовным счастьем Мне в сердце льется Тепла твоего Священное чувство, Бессмертная Красота! О, если б я мог Ее заключить В объятья! На лоне твоем Лежу я в томленье, Прижавшись сердцем К твоим цветам и траве. Ты охлаждаешь палящую Жажду в груди моей, Ласковый утренний ветер! И кличут меня соловьи В росистые темные рощи свои. Иду, поднимаюсь! Куда? О, куда? К вершине, к небу! И вот облака мне Навстречу плывут, облака Спускаются к страстной Зовущей любви. Ко мне, ко мне! И в лоне вашем — Туда, в вышину! Объятый, объемлю! Все выше! К твоей груди, Отец Вседержитель! 1774

БРАВОМУ ХРОНОСУ

Эй, проворнее, Хронос! Клячу свою подстегни! Путь наш теперь под уклон. Мерзко глядеть, старина, Как ты едва плетешься. Ну, вали напролом, Через корягу и пень, Прямо в кипящую жизнь! Вот и снова, Хоть совсем задохнись, Надо в гору лезть! Ну же, не медли, Бодро и смело вверх! Далеко, вширь и ввысь, Жизнь простерлась кругом. Над вершинами гор Вечный носится дух, Вечную жизнь предвкушая. В сторону манит свернуть Кровли тень. На пороге девушка ждет, И сулит ее взор отраду. Пей! Мне тоже, девушка, В сердце влей эту брагу, Этот питающий бодростью взгляд! Так! И живее в путь! Видишь, солнце заходит. Но до заката, До того, как меня, старика, Затянет в болото, Беззубый зашамкает рот, Завихляют колени, — Пьяный последним лучом, Ослепленный, ликующий, С огненным морем в очах, Да низвергнусь в ночь преисподней! Дуй же, дружище, в рог, Мир сотрясай колымагой! Чтоб Орк услыхал: мы едем! Чтоб нас у ворот Дружески встретил хозяин. 1774

МОРСКОЕ ПЛАВАНЬЕ

Постоял

немало мой корабль груженый, Дожидаясь ветра, с давними друзьями Я топил в вине свою досаду Здесь, у взморья. И друзья, вдвойне нетерпеливы, Мне сказали: «Мы ли не желаем Дальних странствий другу? Изобилье Благ в далеких странах ждет приплывших; Возвратишься для иной награды К нам в объятья». И наутро началось движенье. И моряк, ликуя, сон отбросил, Все живет, и движется, и рвется В путь пуститься с первым вздохом утра. Паруса под ветром заходили, И веселым светом солнце манит. Мчись, мой парус! Мчитесь, тучи, в небе! И поют вослед отплывшим други Песнь бодрящую, в ней поминая Радость дальних странствий, срок отплытья И большие звезды первой ночи. Но — увы! — богами высланные ветры В сторону с пути срывают судно, И оно по виду уступает, Но, пытаясь их перелукавить, Помнит цель и на худой дороге. Вдруг из мертвенной, свинцовой дали Тихо кликнула морская буря, Птиц прижала к заходившим водам, Тяжким гнетом душ людских коснулась И пришла. Гневливой не переча, Мореходы паруса свернули; И мячом испуганным играют Ветр и волны. А на дальнем берегу подруги И друзья стоят, терзаясь в страхе: Ах, зачем он не остался дома! Буен ветер! В даль относит счастье! Вправду ль другу суждена погибель? Ах, почто он в путь пустился? Боги! Но стоит он у руля, недвижим; Кораблем играют ветр и волны, Ветр и волны, но не сердцем мужа. Властно смотрит он в смятенный сумрак И вверяет гибель и спасенье Горним силам. 1776

ЗИМНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА ГАРЦ

Словно коршун, Простирающий легкие крылья Среди утренних туч И следящий добычу,— Воспари, песнь моя. Ибо господним перстом Каждому путь Предуказан, Путь, что счастливца Скоро домчит К цели отрадной, Тот же, кто в тщетном Противоборстве С нитью неумолимой, Тот знает пускай: Беспощадные ножницы Однажды ее пресекут. В трепете зарослей Дикая тварь теснится, И забрались в свои трясины Богачи И птахи лесные. Просто — брести За колесницей Фортуны, С терпеливым обозом По исправным дорогам За поездом княжьим. Но кто там один? Исчезает в чащобе трона, И сплетается поросль У него за спиной, Подымаются травы, Глушь поглощает его. Кто уврачует больного, Если бальзам для него Обратился в отраву, Больного, который вкусил Ненависть — в чаше любви? Прежде презренный, ныне презревший, Потаённо он истощает Богатство своих достоинств В себялюбивой тщете. Если есть на лире твоей, Отче любви, Хоть единый звук, Его слуху внятный,— Услади ему сердце! Взор яви из-за туч, Освети родники без числа Жаждущему в пустыне! Ты, умножающий радость Каждому тысячекратно, Охотников благослови, Идущих по следу на зверя С юным задором И жаждой убийства — Спешащих отмстить Тому, от кого крестьянин Уже долгие годы Оборонялся дубиной. Но укрой одинокого В золотых облаках твоих! И зеленью зимней — Пока не распустятся розы — Влажные кудри увей, О Любовь, твоего певца! Твой мерцающий факел Сопровождает его В разделах пустых, На топких дорогах, В полночь на бродах; А радужным утром Ты смеешься сердцу его, И в колющем ветре Ввысь возносишь; Ледяные потоки со скал Низвергаются в песнь его, И алтарь благодарного сердца Озарен снеговою шапкой Вершины, внушающей страх, Которую сонмищем духов Увенчали народы. С непостижной душой, Открытою тайной, Из-за туч он взирает На изумленный мир, На избыток его богатств, Которые он орошает Из артерий собратьев своих. 1777

ПРИЗВАНИЕ ХУДОЖНИКА

ЗНАТОКАМ И ЦЕНИТЕЛЯМ

Не впрок природы буйный пир Для безответных душ, Не впрок созданья мастеров В музеях и дворцах, Когда не творческий порыв, Вдруг вспыхнувший в груди, И не влеченье властных рук Приять и воссоздать. 1776

ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЬ ХУДОЖНИКА

Когда бы клад высоких сил В груди, звеня, открылся! И мир, что в сердце зрел и жил, Из недр к перстам пролился! Бросает в дрожь, терзает боль, Но не могу смириться, Всем одарив меня, изволь, Природа, покориться! Могу ль забыть, как глаз обрел Нежданное прозренье? Как дух в глухих песках нашел Источник вдохновенья? Как ты дивишь, томить меня То радостью, то гнетом! Струями тонкими звеня, Вздымаясь водометом. Ты дар дремавший, знаю я, В моей груди омыла И узкий жребий для меня В безбрежность обратила! 1774

НОВЫЙ АМАДИС

«Марш в чулан!» — кричал отец, И гремел засов. Жил я там, полумертвец, Тысячи часов. Там и подрастал. Там в мечтах я утопал: Рыцарский турнир Там выигрывал не раз, Там объездил мир, Словно принц Бекас. Замок кой-какой возвел, Кой-какой пожег И драконов, где нашел, Взял на коготок. Да, я был герой! Под Парижем — боже мой — Спас я де Треску, И была со мной нежна, Позабыв тоску, Де Треска, княжна. Поцелуи милых уст — Истинный нектар. Я влюбился, будь я пуст! Я принес ей в дар Сказки всей земли. Ах! княжна, увы, вдали. Увели. Куда? Иль ушла сама? Как пройти туда? Я сойду с ума! 1774