Собрание Сочинений в двух томах. Том Первый. Стихотворения

Елагин Иван

Но саму книгу – «Тяжелые звезды» – Елагин все же успел увидеть, даже многим ее надписал; лишь экземпляры в твердом переплете, появившиеся буквально за два дня до смерти поэта, остались ненадписанными – больше не было сил держать в пальцах карандаш.

В Филадельфии Елагина пытались лечить, на короткое время наступило улучшение. Но… Валентина Синкевич вспоминает: «Поэт продиктовал дочери объявление о своей смерти. По-прежнему слушал он тихо игравшую классическую музыку, но говорить уже не было сил. Накануне его отъезда в Питсбург я приехала к нему попрощаться. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами, так как все время зяб. Вдруг, открыв глаза, он спросил меня: "Как фамилия режиссера, хвалившего мои стихи на выступлении в Бостоне?" "Любимов?" – спросила я. "Да, Любимов. Я никак не мог вспомнить его фамилию". И снова закрыл глаза. Это были последние слова, которые я слышала от Ивана Венедиктовича» [35] .

35

Там

же. С. 192.

8 февраля 1987 года поэт Иван Елагин скончался в Питсбурге, там же был отпет и похоронен. На его могиле стоит камень с выгравированным по-английски именем и датами жизни; на том же камне – восьмиконечный православный крест.

Василий Толмачев в своей большой работе «Христианские мотивы в русской поэзии и творчестве Ивана Елагина» высказывает сомнение в наличии религиозной темы у Елагина как таковой [36] , ссылаясь на более чем странное утверждение Т. Фесенко: «У Елагина нет религиозных стихотворений» [37] . Ниже Толмачев объясняет «нерелигиозность» поэзии Елагина более чем странно: «По-видимому, некоторая несформулированность елагинской поэзии – одно из важнейших ее свойств» [38] . Но, во-первых, Елагин – чуть ли не один из самых афористичных поэтов ХХ века, иной раз – до трюизма («Есть только ширь бессмертного пространства, / Где мы и камни – смертные жильцы"); во-вторых, свое религиозное кредо Иван Елагин ясно сформулировал, притом именно в поэзии.

36

Canadian-American Studies. 1993. V.27, №14.

37

Фесенко Татьяна. Сорок шесть лет дружбы с Иваном Елагиным. С. 125.

38

Толмачев В. Христианские мотивы русской поэзии в творчестве Ивана Елагина // Canadian-American Studies. 1993. V.27, №14. Р.151.

И не вина поэта, если это кредо не совсем традиционно в привычно-церковном толковании. Речь идет о стихотворении Елагина «Худощавым подростком…», где вновь возникает бессмертная для поэта фигура его отца – Венедикта Марта, – запечатленного перед арестом под киевским каштаном в июне 1937 года. Елагин заканчивает стихотворение так:

И пока океаныМиражи свои все не растратили,Человек все стоит у каштана,А вокруг человека приятели.И над ним распростертаТа ветка – шумит, как шумела.Воскрешение мертвых –Наше общее с деревом дело.

Последние строки этого стихотворения – прямая цитата из великого русского философа Н.Ф. Федорова, чья «философия общего дела» предполагала единое для всех живущих целенаправленное занятие: воскрешение всех людей, когда-либо живших на земле. С шестидесятых годов нашего столетия учение Федорова получило всемирную известность, притом в первую очередь – в США. Елагин отнюдь не «совпал» с Федоровым, он открыто принял его сторону, да еще антропоморфировал мир до того, что единое дело у него делают человек и дерево. Это не еретический пантеизм, за который был сожжен Джордано Бруно. Это – благороднейшая и достойнейшая позиция поэта и верующего человека. По-своему, но верующего.

«Смерть не все возьмет – смерть только свое возьмет», – писал один из лучших русских писателей ХХ века Борис Шергин. Истинную поэзию смерть не возьмет, не ее это дело. А для живых, издающих и читающих книги, дело всегда есть, и дело это общее, из всех важных – самое важное.

Воскрешение мертвых.

Евгений Витковский

ПО ДОРОГОЕ ОТТУДА (1953)

* * *

Усталый город пал в ночное лоно.Душе — застенок сна.Над головой в горбатых ветвях кленаЗапуталась луна.Жемчужный дым заполнил купол темный.И,

плавая в дыму,Глядят с тоской бездомных духов сонмыВ надзвездную тюрьму.

* * *

Там улица кончалась. ТамРека поблескивала снизу.Луна с карниза по карнизуПлелась за нами по пятам!И лестница упала тамДо самой пристани, до самойВолны сутулой и упрямой,Надоедающей бортам.А мы стояли у перил,У срезанного края кручи,А ветер тучи перерылИ посбивал деревья в кучи.И прядь волос — твоих волос —Мне ветер даровал как милость…Как время не остановилось?Как сердце не оборвалось?

* * *

Так. Маскарад вечерний начат.Расторгнут занавес зари.Как виселицы, замаячатНа перекрестках фонари!И тени супятся, и серыйНаваливается фасад,И улица плывет галерой,И вспять шарахается сад!Всё в судорогах, и трамваевНе выпускают стыки рельс,Покуда сумерки, истаяв,Не завершат заклятый рейс.Да. Только ночь поставит финиш!Ты, ночь, безвыходная сплошь —Оцепишь город, и нахлынешь,И отодвинешь. И сотрешь.

* * *

Апрель! Я болен этой датой!За крышей — голубой клочок,И грач слетел, как завсегдатай,На облюбованный сучок.Кричит — и на гортанный вызовК нему сородичи спешат,И хлещет жижица с карнизов,Как будто вылили ушат!Очнутся люди, хлынут песниИ вскроют окон переплет.Зашевелись скорей и тресни,Души осунувшийся лед!

* * *

Так. Детство ранено навылет.Остановись в лесу, шепни:Зачем они березы пилятИ выкорчевывают пни?Калитку, дом и воздух самыйНе тронули шестнадцать зим.Но шум осинника за ямойБыл жуток и невыразим!Теперь — канава и крапиваИ пожелтевшая лоза!О, страхи детства, как красивоВы искажаете глаза!А будем ли мы помнить? ИлиМы выкорчуем призрак дней,Когда мы птицу хоронилиИ крестик ставили над ней?

* * *

Тяжеловесные струиЛивень апрельский пролил,Их на ходу оркеструяДля проводов и кровель!Захлебывалась мостоваяОт бурной скороговорки!В доме, не переставая,Бились оконные створки!Оторопев, помешкав,Ливень пошел на попятный.Стали уже вперебежкуВспыхивать белые пятна.Старый забор перекривлен,Скомкан кустарник старый.Гневными бивнями ливняРазмозжены тротуары!