Собрание сочинений в семи томах. Том 2. Романы
Шрифт:
В сенях отдыхает Хольц с забинтованной головой. Прокоп совал ему пять тысяч в виде компенсации за увечье— тот не взял. Ладно, пусть делает как хочет. Переведут в другое место… Ну и пусть. Проклятые пробирки! Лопаются одна за другой…
В сенях шум, будто кто-то вскочил, внезапно разбуженный. Опять, видно, гости — Краффт, наверно… Прокоп даже не обернулся от спиртовки, когда скрипнула дверь.
— Милый, милый, — донесся шепот.
Прокоп пошатнулся, схватился за стол, повернул голову, как во сне. Княжна стояла, прислонившись к притолке, бледная, с неподвижными темными глазами, и прижимала руки к груди —
Двинулся к ней, дрожа всем телом, коснулся пальцами ее щек, плеч, словно не мог поверить, что это — она. Она положила холодные трепетные пальцы ему на губы. Тогда он рывком распахнул дверь, выглянул в сени. Хольц исчез.
XXXIII
Княжна словно окаменела; она сидела на койке, подтянув колени к подбородку; спутанные волосы волной брошены на лицо, руки судорожно обхватили шею. Ужасаясь тому, что он сделал, Прокоп запрокидывал ей голову, целовал колени, руки, волосы, ползал по полу, бормотал просьбы и ласковые слова; она не видела, не слышала. Ему казалось, она содрогается от отвращения при каждом его касании; волосы слиплись у него на лбу от холодного пота — он побежал к крану, пустил на голову струю холодной воды.
Княжна тихонько встала, подошла к зеркалу. Прокоп подошел к ней на цыпочках, чтоб неожиданно обнять — и увидел ее отражение: она оглядывала себя с выражением такой дикой, страшной, отчаянной брезгливости, что он отшатнулся. Княжна увидела его за своей спиной, бросилась к нему:
— Я не безобразна? Не противна тебе? Что я наделала, что наделала! — Прильнула щекой к его груди, словно хотела спрятаться. — Я — глупая, правда? Я знаю… знаю, ты разочарован. Но ты не должен презирать меня, слышишь? — И как раскаивающаяся девочка, она зарылась лицом в его рубашку. — Правда, ты теперь не убежишь? Я буду делать все, научи меня всему, чему хочешь, — ладно? — будто я твоя жена. Милый, милый, не давай мне теперь думать; если я буду думать — опять стану скверной, стану как каменная; ты и понятия не имеешь, о чем я думаю. Нет, не давай мне сейчас…
И ее дрожащие пальцы впились в его шею. Он поднял ей голову, стал целовать, в восторге бормоча бессвязное. Княжна порозовела, стала красивой.
— Я не безобразна? — шептала она между поцелуями, счастливая, одурманенная. — Я так хочу быть красивой — для одного тебя. Знаешь, зачем я пришла? Я ждала — ты убьешь меня.
— А если бы ты… — прошептал Прокоп, баюкая ее в объятиях, — если бы ты предчувствовала то, что… произошло — пришла бы?
Княжна кивнула.
— Я ужасная, правда? Что ты обо мне подумаешь! Но я не дам тебе думать…
Он порывисто сжал ее, поднял на руки.
— Нет, нет, — испуганно взмолилась она, сопротивляясь, но скоро затихла; глаза ее блестели, словно тонули во влаге, нежные пальцы перебирали прядь волос над его тяжелым лбом.
— Милый, милый, — горячо дышала она ему в лицо, — как мучил ты меня в последние дни! Ты меня…? — Она не выговорила слово «любишь».
Он с жаром кивнул:
— А ты?
— Да. Ты мог бы уже знать это. Знаешь, кто ты? Ты — самый красивый из всех носатых, уродливых людей. У тебя глаза кровавые, как у сенбернара. Это — от работы, да? Пожалуй, ты не был бы таким милым, будь ты князь. Ах, отпусти!
Она выскользнула из
— Вот это — княжна, — проговорила она, указывая на зеркало, — а это, — почти без голоса добавила Вилле и положила руку себе на грудь, — это всего лишь твоя девка: теперь видишь… Уж не думал ли ты, что овладел княжной?
Прокоп вздрогнул, как от удара.
— Что это значит?! — И он так стукнул кулаком по столу, что звякнуло разбитое стекло.
— Придется тебе выбирать между княжной и девкой. Обладать княжной ты не можешь; можешь боготворить ее издали, но и руки ей не поцелуешь; и не спросишь у ее глаз — любит ли. Княжна не имеет права: за ней — тысяча лет чистой крови. Ты не знаешь, что мы были суверенами? Ах, ты не знаешь ничего; но, по крайней мере, ты должен знать, что княжна — на стеклянной горе: туда не добраться. Зато простой женщиной, вот этой обыкновенной смуглой девкой ты можешь обладать; дотронься — она твоя, словно какая-нибудь вещь. Ну, выбирай, кого хочешь!
От слов ее Прокопа мороз подрал по спине.
— Княжну! — тяжело выговорил он.
Она подошла, очень серьезно поцеловала его.
— Ты мой, правда? Ты — милый! Ну вот, княжна — твоя. Значит, ты все-таки гордишься тем, что тебе принадлежит княжна? Видишь, какой страшный поступок должна совершить княжна, чтобы кто-то мог хвастаться несколько дней! Несколько дней или недель… Княжна даже не может требовать, чтобы это было навсегда. Я знаю, я это знаю: с первой минуты, что ты меня увидел, ты желал княжну — от злости, из мужского самолюбия или еще от чего-то, правда? Потому ты так и ненавидел меня, что желал; и я попалась. Думаешь, я жалею? Наоборот — я горжусь, что сделала это. Ведь это — великолепная выходка, верно? Вот так, ни с того ни с сего, попрать себя; была княжна, была девственна, и вот — сама… сама пришла…
Ее речи наводили ужас на Прокопа.
— Замолчи! — попросил он и обнял ее дрожащими руками. — Если я вам… неравен… родом…
— Как ты сказал? Неравен? Или ты думаешь, я пришла бы к тебе, будь ты князем? О, если бы ты хотел, чтоб я обращалась с тобой как с равным, я не могла бы… прийти к тебе… вот так. — И она раскинула обнаженные руки. — Вот в чем страшная разница, понимаешь?
У Прокопа опустились руки.
— Вы не должны были этого говорить, — простонал он, отодвигаясь.
Она бросилась ему на шею.
— Милый, милый, не позволяй мне говорить! Разве я тебя в чем-нибудь упрекаю? Я пришла… сама… потому что ты хотел бежать — или дать убить себя, не знаю; ведь любая девушка… По-твоему, я не должна была этого делать? Скажи! Я поступила скверно?.. Видишь! — содрогнувшись, она перешла на шепот. — Видишь, ты тоже не знаешь!
— Погоди! — воскликнул Прокоп, вырвался от нее, большими шагами заходил по комнате; внезапная надежда ослепила его. — Веришь в меня? Веришь, что я многое свершу? Я умею бешено работать. Никогда я не помышлял о славе; но если хочешь… Я буду работать изо всех сил! Знаешь ли ты, что Дарвина… несли к могиле герцоги? Если хочешь — я свершу… свершу нечто грандиозное. Я умею работать… я могу изменить лицо земли. Дай мне десять лет, и ты увидишь, увидишь…