Собрание сочинений в шести томах. Том 6

Кочетов Всеволод Анисимович

От столика к столику движутся пятеро довольно-таки полненьких итальянцев. Двое из них поют традиционными здешними тенорами, трое аккомпанируют на скрипках и на гитаре. Певцы — в черных костюмах, в белых рубашках с «бабочками». Поют они неплохо, они, безусловно, артисты. Но, видимо, очень бедные артисты: костюмы заношенны, завожены утюгами, «бабочки» доживают свой век. Подают им мало — монетку-другую. Большинство обедающих не обращает на музыкантов никакого внимания. Наши товарищи им поаплодировали. Не знаю, может быть, так поступают тут только советские люди, но факт фактом: «ансамбль» страшно обрадовался и тотчас заиграл «Очи черные, очи страстные…».

После предварительного

сбора монет с нашей группы музыканты ударили еще какую-то, подобную «Очам», дореволюционную мелодию. Знать, не так уж часто эти места посещаются людьми из Страны Советов: представление о культуре и вкусах русских сохраняется здесь, должно быть, со времен петербургских курортников и более позднего нашествия на Европу российских белоэмигрантов. Вообще надо сказать, что в Италии нас знают плохо. В ничтожных долях доходит до рядовых трудящихся итальянцев наша литература, а если что и доходит, то как раз не то, что представляет подлинную нашу литературу. Мне рассказывали об одной встрече советских и итальянских поэтов, состоявшейся несколько лет назад. Выяснилось, что большие, серьезные наши поэты, признанные мастера слова, в Италии никому не известны. А известны лишь отдельные формалисты — жонглеры словами и рифмами да подражатели декадентам.

От Неаполя мчимся дальше по отличной автостраде, в начале которой была касса и был пропускной пункт. Дорога принадлежит, оказывается, фирме «Фиат», и за проезд по ней до Помпеи надо платить. Иначе крути и верти какими-то проселками. Плата, конечно, умеренная: чтобы и не отпугнуть и в то же время заработать.

Летим по автостраде, огибая Везувий, все время имея перед своими глазами приземистый лиловато-бурый конус с обкусанными лавой краями огромного кратера. Издалека видно, что к кратеру ведет подвесная канатная дорога. Хорошо бы подняться по ней туда, наверх, заглянуть в жерло вулкана. Но времени и здесь мало, впереди еще множество мест, где мы должны побывать.

Везувий остается позади, но он еще отлично виден, когда автострада обрывается в Помпее. Везувий стоит невдалеке от Помпеи и вот почти уже два тысячелетия созерцает то, что сотворил однажды с этим некогда прекрасным цветущим городом, куда любили съезжаться на лето древние римляне.

Мы видим городские каменные стены, мы видим каменную арку ворот, которые носят название Porta Marina — Морские ворота; за ними довольно круто идущую вверх, мощенную почти черными, отполированными ногами и временем глыбами вулканической лавы (Везувий рядом!) Via Marina — Морскую улицу. Перед нами город.

А сто восемьдесят лет назад на этом месте, как рассказывают, был пологий холм, по сравнению с Везувием — небольшая вспухлость земли. По склонам холма теснились виноградники. Земледельцы сеяли хлеба. Так шли век за веком, и никто почему-то не задумывался над тем, какие богатства человеческой культуры скрыты под толстыми слоями вулканического пепла.

По совести говоря, это очень странно, что не задумывались. Римлянин Плиний Младший, очевидец катастрофы, оставил потомкам и рассказ о том, как погиб возле Кастелламаре его дядя, тоже наблюдавший извержения Везувия, и трагическое описание гибели самой Помпеи. Ведь это же можно было прочесть, и если не ученые, то какие-нибудь искатели приключений или охотники за кладами могли бы поинтересоваться, а куда же тот город, Помпея, подевался. Или, может быть, они полагали, что в августе 79 года нашей эры Везувий обрушил на Помпею потоки огненной лавы, а не горы пепла и пемзы, как было на самом деле, и что в этой лаве Помпея сгорела без остатка?

Какие-то сведения есть о том, что в недрах холма в древности копались одиночки и

кое-что они, очевидно, оттуда повытаскали. Но к средним векам Помпею похоронили безвозвратно; прокладывая в конце XVI века водопровод для одного из небольших городков и прорывая траншею через безыменный холм, римский архитектор Доменико Фонтана настолько о ней уже ничего не знал, что не придал никакого значения скрытым в холме останкам каменных строений; мало ли в Италии всяческих развалин, ушедших в землю! Был даже найден камень, на котором прочли вырубленное резцом имя Помпейской Веперы. Помпейской! Лет сто спустя здесь обнаружили еще один камень с надписью: «Pompei». И опять не подумали о городе Помпее; подумали, что имеется в виду Помпей, которому тогдашняя история присвоила титул «Великий».

Только лет через пятьдесят после того, то есть в середине XVIII века, когда один крестьянин, копавший канаву, извлек из земли холма бронзовую статую, начались первые более или менее планомерные раскопки. Хотя исследователи по-прежнему почему-то даже и не предполагали, что под их ногами лежит древняя Помпея.

По когда выяснилось наконец, какой именно город похоронен под зеленым холмом, и когда из раскопов стали извлекаться чудеснейшие скульптуры, вазы, украшения, началась горячка, начался тот археологический грабеж, какой видывала и Греция, какой испытали на себе Египет и Индия и какому в большей или меньшей мере подвергались в не такие уж давние времена все очаги древних культур; в пещерных храмах Лунмынь в Китае еще в сороковых годах бесчинствовали американские расхитители древностей.

Горы пепла над мертвым городом перелопачивались с места на место, открытое погребалось вновь, никто ничего не исследовал, только растаскивали всё кто куда: в любых музеях мира найдешь сейчас что-нибудь из Помпеи.

Прослышав об удивительных находках и жаждая увидеть их собственными глазами, однажды на развалины заявился австрийский император Иосиф II. Его сопровождал король неаполитанский — так сказать, хозяин, который решил поразвлечь высокого гостя. В то время как раз откапывали дом одного богатого помпеяпина. Из недр раскопа к ногам потрясенного императора хлынул целый поток редкостей: бронзовые сосуды, монеты, глиняные блюда, серебряный лист с рельефными изображениями, стеклянные пуговицы, лампа, голова Юпитера из терракоты и еще великое множество разнообразной драгоценной мелочи.

Всякого рода властители, как показывает практика нескольких тысячелетий, до странности легко соглашаются на то, чтобы им втирали очки в тех случаях, когда это не ущемляет их прерогатив, когда это в какой-то мере льстит их самолюбию, когда это возвеличивает их как правителей. Екатерина II с удовольствием взирала сквозь розовые царственные пальчики на префальшивейшие фасады «потемкинских деревень», щедрейше награждала строителя этих фальшивок сиятельного Потемкина и беспощаднейшим образом покарала Радищева за обнажение действительности, скрытой за картонными фасадами.

Но в деле лести и втирания очков владыкам, так же как и во всяком другом опасном деле, нельзя слишком-то перебарщивать. Австрийский император почувствовал подвох, понял, что ему нарочно подстроили такое изобилие находок, и попросил, чтобы копали в другом месте. Принялись копать в другом месте, и, конечно, уже с иным результатом: нашли всего лишь пару позеленевших монет да грудку костей.

Раскопками Помпеи ведали совсем не люди науки, а прожженные дельцы. Работали у них закованные в цепи каторжники и рабы, которые все еще водились в ту сравнительно недавнюю пору. Работы почему-то были строжайше засекречены, велись до крайности медленно и по-прежнему безалаберно.