Собрание сочинений в трех томах. Том 1.
Шрифт:
— Налог того… — вздохнул Павел Ефимыч. — Трудноват, конечно. Ну я-то расплатился.
— А я возражаю! — закричал Макар Петрович. — Понимания у тебя, товарищ Слепушкин, нету.
— Я что… Мое дело — взыскать.
— А! Взыскать! Ну взыщи, взыщи. Где я тебе столько денег возьму?
— Не знаю. Это не мое дело, а твое.
— Я тоже не знаю. Почему мало денег на трудодни дают? Я день и ночь работаю в колхозе. Я пятнадцать лет у коней живу.
— Вот я и говорю, — вмешался
— Как это так надежи нету? — рассердился Макар Петрович. — Не в том дело. Председатель наш не соответствует действительности. Настоящего надо выбирать.
— Ну, это ты далеко заходишь! — возразил Павел Ефимыч, посматривая, однако, на Слепушкина. Он при этом подумал: «Передаст еще наш разговор председателю — хлопот не оберешься и отношение может попортиться».
— Не-ет. Не далеко захожу, а в самый раз. Ты ж понимаешь, товарищ Слепушкин: пута — несчастного пута! — не может организовать, вью из осоки. Разве ж с ним будет трудодень! — Макар стучал трубкой по ладони и говорил все горячее. — Я по любой подводе — приезжай она за сто километров — председателя узнаю. Узда хорошая, сбруя хорошая, путо на грядке привязано дельное — значит и председатель того колхоза дельный. А у меня сердце разрывается, когда я начну лошадей обратывать в тряпичные узды да осоковые путы вязать. Не можно так дальше! — воскликнул он. — Где я возьму, Слепушкин, денег? Негде.
Макар замолк неожиданно и засипел трубкой. Слепушкин не наседал — знал, что Макар заплатит, — и тоже молчал и сосал трубку, но с удивительным спокойствием. А Павел Ефимыч кряхтел и потирал бока. Так же неожиданно Макар Петрович сказал:
— Заплачу. Нельзя не платить, сам понимаешь.
— А говоришь — где деньги взять? — уже с улыбкой сказал Слепушкин.
— Это не твое дело, а мое, — угрюмо ответил Макар Петрович.
— А и правда, Макар. Где ж ты столько денег возьмешь? — участливо спросил Павел Ефимыч.
— Я свою обязанность нутрем сознаю… должен я найти.
— То правильно. Хозяин знает, где гвоздь забить, — согласился сосед.
— Знаю. Конечно, знаю. По только, — он выпрямился, стукнул трубкой о колено так, что посыпалась зола с искрами, — только неправильно это. В корне неверно: и за мою корову четыреста, и за твою столько же, да прибавь еще за усадьбу. Ты, Пал Ефимыч, не обижайся. Но это вопрос самого главного интересу в корове.
Павел Ефимыч и правда задумался. Посидел, посидел и говорит:
— А кто ее знает… Оно, наверно, неправильно. Но ты ж не Верховный Совет?
— Как так — не Верховный? Я — народ. Мы это понимаем. И там понимают. — При этом Макар Петрович указал вверх трубкой. — Должны они правильную
Но Слепушкин встал, попрощался и ушел, не говоря ни слова: он, видимо, боялся дальнейшего углубления вопроса. «Макар-Горчица наговорит, — подумал он. — Макар и секретарю обкома скажет, что захочет. С ним и влипнуть недолго».
А Макар Петрович продолжал свое:
— Если добавить про рваные узды да про осоковые путы — тоже поймут.
Павел Ефимыч явно не верил Макару Петровичу и тут же высказал это:
— Пока туда-сюда, то да се, а свое хозяйство надежнее… А там посмотрим.
— Ну посмотри, посмотри, — сказал Макар Петрович сердито. Он сдвинул брови, сунул трубку в карман, буркнул: — Прощевай покедова, — и ушел.
Вот так они поспорили и разошлись. Разговор, конечно, крупный, разногласия большие.
Обычно не проходило и нескольких дней, как соседи снова сходились, снова спорили и обсуждали. Но на этот раз Макар Петрович отпросился в правлении на два дня и, никому ничего не сказав, ушел ночью. Сосед вроде бы ненароком спросил у Сергеевны:
— Мужик-то где?
— В городе. Повел корову продавать.
— Корову! — ужаснулся сосед. — Продавать?!
— Продавать.
— И ты допустила?
— Обоюдно согласились.
— А как же дальше?
— А там дело покажет, — уклонилась она от прямого ответа.
Павел Ефимыч покачал, покачал головой и ушел в задумчивости, тихо разговаривая сам с собою:
— Корову продавать… Продать корову… Мыслимое ли это дело — без коровы?.. А может купит хорошую?.. Да где он денег-то возьмет!.. А? Как это так — продать корову!
Тем временем Макар Петрович продавал корову на базаре. Один базар прошел — никто не купил. Вывел на второй базар. Продавал он ее прямо-таки артистически.
— Ты подумай, — говорил он покупателю, такому же, как и он, костистому колхознику, но с окладистой бородой, — это ж не корова, а мысль! Корму ей — горстку, теплого не пьет — давай из речки или прямо колодезную, ключевую; холод ей нипочем. С такой коровой всей семьей в колхозе будешь работать, а молочка — само мало — четыре-пять литров в день. Молоко жирное… Смотри хвост — перхоть желтая! Ребром прочная. Корова ласковая, правильная корова: двор знает, шататься не любит. И не то чтобы тугососая, а в самый раз для бабьих пальцев сиськи приделаны. В самый раз. Все статьи правильные. Я бы ее ни в жисть не продал, но финансовый мой вопрос не соответствует действительности.