Собрание сочинений. Том 2. Иван Иванович
Шрифт:
— Эти кусты… нет, всю площадку перенести бы на прииск! Вот был бы сад! — размечталась Ольга. — Как хорошо гулять между такими кустами — просто южное что-то!
— Здесь мы устроим привал! — скомандовала Пава Романовна, глубоко дыша полуоткрытым ртом.
Она вся разрумянилась, но шла легко, покачивая располневшим станом.
— Прелесть, до чего хорошо! — Она перевела дыхание, смахнула пот с лица маленькой, мягкой ручкой. — Эта тренировка — ходить пешком — очень полезна… В моем положении особенно.
Иван Иванович мельком
— Правда, хорошо! — восклицала Пава Романовна, пока остальные устраивали место для привала.
— Что делает ваш муж? — обратилась она к Ольге, посмотрев на Ивана Ивановича, который срезал перочинным ножом молодые побеги стланика.
— Он решил использовать хвою для лечения больных.
— Работаете? — спросил Тавров.
— Да. Очень много вижу каждый день, а потом мучаюсь у письменного стола. Так неспокойно: пишу, а не нравится, не нравится, а пишу! Хочется найти какие-то новые слова… Горит на душе, да выразить не умею. — Ольга задумалась на минуту. — Кажется, теперь все-таки лучше получается: начинаю находить опорные точки, меньше растекаюсь по пустякам. Трудно, но и радостно.
Тавров смотрел на нее с любовным сочувствием, счастливый тем, что смог подсказать ей занятие, которым она заинтересовалась по-настоящему.
— Вы только послушайте! Какие замечательные стихи! — громко говорил Игорь Коробицын.
Девушка моего наречия, по-весеннему тиха и смугла, приходила ко мне под вечер быть любимой, и не могла… …И глаза ее темные, темные тихой грустью цвели, цвели…— Она похожа на Варвару! Варя, вы девушка моего наречия…
— Ничего подобного! — категорически запротестовала Пава Романовна. — Варя — комок энергии, и цвет лица у нее — дай боже! А та, которая приходила к вам, такая постная. Не мудрено, что она не могла быть любимой.
Раздался общий смех.
Они снова шли по узкой стежке, пробитой копытцами коз и горных баранов, утоптанной лапами медведей. Тропинка тянулась по самому гребню хребта, то острому, то сглаженному в седловинах, заросших мхами. Легко и весело было идти по ней. Все оживленно перекликались, опьяненные солнцем, светом, воздухом, далеко раскрытыми просторами; съезжали, сидя, в распадки по упруго скользкому пышному дерновнику белого мха — ягеля; пели, швыряли вниз теплые камни. Только Гусев, неожиданно очутившийся в компании, вел себя, как обычно, сдержанно. Мальчишеские выходки взрослых людей явно смущали его, и он с подчеркнуто озабоченным видом поправлял без надобности свой аккуратный костюм.
— Зачем он пошел?! — сказала
Ольга, захваченная общим настроением, развеселилась: сбросив жакет, швыряла камни с высоты, гонялась за юркими чернополосатыми бурундучками, дразнившими людей озорным свистом.
— Стряхните его! — попросила она Таврова, когда зверек, вспугнутый ею, как белка взлетел на верхушку молодой лиственницы.
Вдвоем они крепко потрясли деревцо. Легкие соринки посыпались сверху на их поднятые лица, на бронзовые руки Ольги и ее светлые волосы. Впервые Тавров увидел так близко ее смеющийся рот. Руки их встретились, будто нечаянно, и Ольгу точно подменили: она сразу снова замкнулась, нахмурилась.
«Вот тебе урок! — подумал Тавров, пораженный ее внезапной враждебностью. — Она расположена к тебе за дружескую помощь и сочувствие, а ты уже готов заключить ее в объятия!» Но так больно задело его это, что он снова подошел к ней.
— Не сердитесь! Поймите человека, который любит вас больше всего на свете.
— Не говорите таких слов! — строго сказала Ольга. — Я вам благодарна и ценю в вас лучшего своего товарища, но я не хочу… не могу терять права открыто смотреть в глаза Ивану Ивановичу.
Тавров отошел, будто ослепнув, споткнулся о камень, чуть не упал, однако выправился и, вцепившись рукой в ремень ружья, висевшего за его плечом, быстро зашагал в сторону.
«Нетрудно оторвать ветку даже от дуба, но невозможно оторвать ее от этого человека!» — подумал он, когда, не выдержав, обернулся и уже издали увидел, как Ольга стояла над кручей рядом с Аржановым.
— Тебе не скучно? — Ольга взяла мужа под руку, прижалась плечом к его плечу.
— Напротив, я очень рад, что мы выбрались сегодня в горы, — весело ответил Иван Иванович, радуясь и хорошему настроению Ольги, и ее сдержанной ласке. — Если бы мне удалось еще дело со стлаником!
— Ты поверил Варваре?
— Да, она навела меня на мысль. Народ своим опытом подводит нас ко многим открытиям. Когда найдут средство лечения туберкулеза и рака, мы, наверное, ахнем: так оно будет доступно и до смешного незамысловато. Ты хотела мне что-то сказать? — спохватился он, уловив рассеянность в ее выражении.
— Я хотела… — Ольга беспомощно осмотрелась. Она просто вцепилась в него сейчас, как встревоженный ребенок.
Они стояли на краю обрыва, где грудились выветренные останцы желто-бурых скал. Внизу на крутом каменистом склоне росли кое-где кусты стланика, похожие на темные шалаши, еще ниже ярко зеленела сплошная чаща ольховника.
— Смотри, какие странные скалы! Правда, интересно получается…
— Что получается, Оля?
— Камни… Целые горы превращаются в прах… А впрочем, дело не в этом… Мне просто захотелось побыть вместе, и я нарочно отозвала тебя.