Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

Боков Виктор Федорович

Моя струна все более минорна, Все реже пляшет на крыльце хорей. И ярко-золотисто и лимонно Пылают листья на моем дворе. От речек бурных тянет к тем равнинным, К тем медленным, что зря не бьют волной, Что говорят стихом своим былинным Опрожитых веках земли родной. Я летом был в Рязани, в Ярославле, В сусанинских местах под Костромой, И спрашивали люди: — Боков? Знаем! — Не

в клуб меня вели — к себе домой! Я на ладони землю брал сырую И восклицал: — Земная благодать! Я за твою улыбку пожилую Готов тебе всех девушек отдать! Немного грустно, снег косой линейкой, Свод неба безнадежно сер и мглист, И над бульварной крашеной скамейкой Пикирует кленовый желтый лист! 1968

Осенний аккорд

Сентябрь. Стога. Сороки. В лесах осенний гуд. И старцы, как пророки, За пенсией идут. У всех свои трофеи, Для всех свои дары. Брюхатые портфели В руках у детворы. На риги и на гумна По-темному, чуть свет, Прошел тяжелодумно Печатный свежий след. То был районный «газик». Сквозь ранний рев коров Он двигался на праздник Зерна и закромов. От тяжести арбузов, Направленных в село, Скрипит и стонет кузов. Бедняга, жаль его! Гуляют гуси всюду, Лелея сытость, лень. Хрустальную посуду Напоминает день. 1968

Осенняя вода

Приветливости нет в воде осенней, Мы от нее хорошего не ждем. И движется она все постепенней, И радует все меньше с каждым днем. Не видно ни больших, ни малых рыбок, Дно выстлано умершею листвой, Где заводь отражала сто улыбок, Где окунь бил малька — туман густой. А браконьер все так же бодр и молод, Он в лодке, наготове острога, Он рыбы и наловит и наколет Из черного большого бочага. И что ему печаль воды и рыбы, Оркестр прекрасный, музыка, стихи, Есть у него одна богиня — прибыль, А осень что там — это пустяки! 1968

* * *

Стучит все чаще в подреберье И леденит мои уста Простая песня погребенья С заботой —

где достать холста? Отец и мать в сырой земельке. Давно ль я в гости к ним ходил?! Над ними небо, как шинелька, Как часовой у двух могил. Я жмусь к немой, глухой ограде, Зову, шепчу: — Отец! Отец! — Сидит в моем печальном взгляде Смертельно раненный свинец. Не дозовусь родимой мамы, Не выбежит она с крыльца. Глядят из потемневшей рамы Два увеличенных лица! 1968

* * *

Весь я из нежности! Нежность не убывает. Грубость любая Меня убивает. Даже и ту, Что меня не касается лично, Я отвергаю Категорично. Вижу, как двое Сцепились В тесном вагоне. Дама в истерике: — Не наступайте ногою! — Я и не думал! — Лицо у мужчины скривилось.— Мымра! Кикимора! Ишь прицепилась!.. Будто и не было Пушкина, Чехова, Блока! Будто во все времена Человечеством Правила склока! 1968

* * *

Спасибо зиме За снег и за иней, За то, что ко мне Она все взаимней. Спасибо снегам За то, что глубокими были, И липли к ногам, И запросто в дом заходили. Спасибо пурге, Которая кровлей гремела И нежно в трубе Всю ночь колыбельную пела. Спасибо заре, Она появлялась как чудо. Она в январе Была, как снегирь, красногруда. Спасибо! Спаси! Снегов окоем госпитальный, Смелей проноси Дорогами всех испытаний! 1968

* * *

Поэзия — не чистописание, Не почва стерильно-бесплодная, Не тихое угасание, Не тление бескислородное. Поэзия — протуберанцы, Целительный снег первопутка, И ей не к лицу побираться С холодной сумою рассудка.