Собрание сочинений. Том 2
Шрифт:
— Конечно, — сказал Грановский.
— А пароход я могу зафрахтовать?
— Нет. У нас ведь другой строй, мистер Попп.
— А купить?
— И купить нельзя.
— Ну, если нельзя купить пассажирский пароход, я понимаю, он нарушит циркуляцию по водной артерии, то, может быть, буксирный, а? Вот, вроде такой «Чайки», — и мистер Попп показал на буксирный пароход, проплывающий мимо окон кабинета начальника строительства.
— Нет, и буксирный нельзя. Я прошу вас понять…
— Конечно, я много слышал… Купить — это было бы всего проще. Я в Перми оставлю его.
— Нет, мистер Попп, — у нас не берут таких подарков.
— Так что же делать? Ведь это абсурд. Лето, прекрасная погода. Одна из лучших рек в мире, — она ведь и есть истинная Волга — я читал. Наконец, время. Время у меня есть. А уехать нельзя. Запросите Москву.
— Что Москва. Далеко Москва, — процитировал по привычке Грановский.
— Ну, решайте. Я — ваш гость. Как вы скажете, так и будет.
Грановский попросил полчаса на размышление, вызвал к себе в кабинет начальника пароходства Миронова и начальника оперсектора ОГПУ Озолса. Грановский рассказал о желании мистера Поппа.
Мимо Березников ходили тогда всего два пассажирских парохода — «Красный Урал» и «Красная Татария». Рейсы Чердынь — Пермь. Миронов сообщил, что «Красный Урал» внизу, около Перми, и прибыть никак скоро не может. Сверху к Чердыни подходит «Красная Татария». Если ее быстро вернуть назад — а тут помогут твои молодцы, Озолс! — и гнать вниз без остановок, то завтра днем «Красная Татария» придет на пристань Березников. Мистер Попп может ехать.
— Садись на селектор, — сказал Грановский Озолсу, — и жми на своих. Пусть ваш человек сядет на пароход и едет, не дает тратить зря время, не останавливаться. Скажи — государственное задание.
Озолс соединился с Анновом — пристанью Чердыни. «Красная Татария» вышла из Чердыни.
— Жми!
— Жмем.
Начальник строительства посетил мистера Поппа в его гостиничном номере — комендант был уже другой — и сообщил, что пассажирский пароход завтра в два часа дня будет иметь честь принять на свой борт дорогого гостя.
— Нет, — сказал мистер Попп. — Скажите точно, чтобы нам не торчать на берегу.
— Тогда в пять часов. В четыре я пришлю машину за вещами.
В пять часов Грановский, мистер Попп и его секретарь пришли на дебаркадер. Парохода не было.
Грановский попросил прощения, отлучился и кинулся к селектору ОГПУ.
— Да еще Ичер не проходил.
Грановский застонал. Добрых два часа.
— Может быть, мы вернемся в номер и, когда пароход придет — приедем. Закусим, — предложил Грановский.
— По-завтра-каем, вы хотите сказать, — выразительно выговорил мистер Попп. — Нет, благодарю вас. Сейчас прекрасный день. Солнце. Небо. Мы подождем на берегу.
Грановский остался на дебаркадере с гостями, улыбался, что-то говорил, поглядывал на мыс в верхнем течении, откуда должен вот-вот показаться пароход.
Тем временем сотрудники Озолса и сам начальник райотдела сидели на всех проводах и жали, жали, жали.
В восемь часов вечера «Красная Татария» показалась из-за мыса и медленно стала приближаться к дебаркадеру. Грановский улыбался, благодарил, прощался. Мистер Попп благодарил не
Пароход подошел. И тут-то и возникла та неожиданная трудность, задержка, которая чуть не свела в гроб сердечного больного М. Грановского, и трудность, которая была преодолена лишь благодаря опытности и распорядительности начальника райотдела Озолса.
Пароход оказался занятым, набитым людьми. Рейсы были редки, людей ездила чертова гибель, и забиты были все палубы, все каюты и даже машинное отделение. Мистеру Поппу на «Красной Татарии» не было места. Не только все билеты в каюты были проданы и заняты. В каждой катили в отпуск в Пермь секретари райкомов, начальники цехов, директора предприятий союзного значения.
Грановский почувствовал, что он теряет сознание. Но у Озолса было гораздо больше опыта в таких делах.
Озолс поднялся на верхнюю палубу «Красной Татарии» с четырьмя своими молодцами, с оружием и в форме.
— Выходи все! Выноси вещи!
— Да у нас билеты. До Перми билеты!
— Черт с тобой, с твоим билетом! Выходи вниз, в трюм. Даю три минуты на размышление.
— Конвой поедет с вами до Перми. Я объясню дорогой.
Через пять минут верхняя палуба была очищена, и мистер Попп, вице-директор фирмы «Нитрожен», вступил на палубу «Красной Татарии».
(1967)
Белка
Лес окружал город, входил в город. Надо перебраться на соседнее дерево — и ты уже в городе, на бульваре, а не в лесу.
Сосны и елки, клены и тополя, вязы и березы — все было одинаковым — и на лесной поляне, и на площади «Борьбы со спекуляцией», как только что переименовали рыночную площадь города.
Когда белка смотрела издали на город, ей казалось, что город разрезан зеленым ножом, зеленым лучом пополам, что бульвар — это зеленая речка, по которой можно плыть и доплыть в такой же зеленый вечный лес, как и тот, в котором жила белка. Что камень скоро кончится.
И белка решилась.
Белка перебиралась с тополя на тополь, с березы на березу — деловито, спокойно. Но тополя и береза не кончались, а уводили все глубже в темные ущелья, на каменные поляны, окруженные низкорослыми кустами и одинокими деревьями. Ветки березы были гибче, чем тополиные, — но белка все это знала и раньше.
Скоро белке стало ясно, что путь выбран неверно, что лес не густеет, а редеет. Но возвращаться было поздно.
Надо было перебежать эту серую мертвую площадь — а за ней — снова лес. Но уже тявкали собаки, прохожие задирали головы.
Хвойный лес был надежен — броня сосен, шелк елей. Шелест тополиных листьев был предательским. Березовая ветка держала покрепче, подольше, и гибкое тело зверька, раскачиваясь на весу, само определяло границу напряжения ветки — белка отпускала лапы, летела в воздух — полуптицей, полузверем. Деревья научили белку небу, полету. Выпустив ветки, растопырив когти всех четырех лапок, белка летела, ловя опору более твердую, более надежную, чем воздух.