Собрание сочинений. Том 3

Шаламов Варлам Тихонович

empty-line />Пусть в прижизненном изданьеСкалы, тучи и кустыДышат воздухом преданьяГероической тщеты.Ведь не то что очень сильным —Силы нет уже давно, —Быть выносливым, двужильнымМне на свете суждено.Пить закатной пьяной брагиРозоватое питье,Над желтеющей бумагойПогружаться в забытье.И, разбуженный широким,Пыльным солнечным лучом,Я ночным нетрезвым строкамНе доверюсь нипочем.Я их утром в прорубь сунуИ, когда заледеню,По-шамански дуну, плюну,Протяну навстречу дню.Если солнце не расплавитЛедяной такой рассказ,Значит, я и жить не вправеИ настал последний час.

* * *

Не солнце ли вишневоеНа торосистый лед,Как

мука наша новая,Назойливо встает.Я в угол смел бумажное,Ненужное хламье,И в этом вижу важноеПризнание мое.

* * *

Сразу видно, что не в КурскеНастигает нас зима.Это — лиственниц даурскихВетровая кутерьма.Голый лес насквозь просвеченСветом цвета янтаря.Искалечен, изувеченЖелтым солнцем января.Здесь деревьям надо виться,Надо каждому стволуПодниматься и ложиться,Изгибаться вслед теплу.Со своим обледенелым,По колено вросшим в мохИзуродованным теломКто ж к весне добраться мог?

СТЛАНИК [48]

Л. Пинскому

Ведь снег-то не выпал.И, странно Волнуя людские умы,К земле пригибается стланик,Почувствовав запах зимы.Он в землю вцепился руками.Он ищет хоть каплю тепла.И тычется в стынущий каменьПочти неживая игла.Поникли зеленые крылья,И корень в земле — на вершок!И с неба серебряной пыльюПосыпался первый снежок.В пугливом своем напряженьеПод снегом он будет лежать.Он — камень. Он — жизнь без движенья,Он даже не будет дрожать.Но если костер ты разложишь,На миг ты отгонишь мороз, —Обманутый огненной ложью,Во весь распрямляется рост.Он плачет, узнав об обмане,Над гаснущим нашим костром,Светящимся в белом тумане,В морозном тумане лесном.И, капли стряхнув, точно слезы,В бескрайность земной белизны,Он, снова сраженный морозом,Под снег заползет — до весны.Земля еще в замети снежной,Сияет и лоснится лед,А стланик зеленый и свежийУже из-под снега встает.И черные, грязные рукиОн к небу протянет — туда,Где не было горя и муки,Мертвящего грозного льда.Шуршит изумрудной одеждойНад белой пустыней земной.И крепнут людские надеждыНа скорую встречу с весной.

48

Стихотворение написано в 1949 году на ключе Дусканья на Колыме, на лесной командировке, где я был фельдшером и получил возможность записывать в рецептурные книги не только йод и физиологический раствор, но и стихи. У меня есть подлинные колымские тетради с записью этого стихотворения, где остался след работы над текстом. Как все мои стихи, «Стланик» имеет сто вариантов. В 1956 году отправлен в журнальное плавание последний вариант, последний текст. В это время московские журналы принимают у меня очень много стихов — более сотни должно было быть опубликовано. Но к концу 1956 года я стал получать отказы, задержки. Кончилась эта история тем, что только в одном журнале «Знамя», по консультации Л. Скорино, В. Инбер, Б. Сучкова и Е. Суркова, напечатали не двенадцать, как обещали и принимали, — а всего лишь шесть. Эти шесть стихотворений под названием «Стихи о Севере» и были напечатаны в «Знамени» в 1957 году.

Цикл открывается стихотворением «Стланик». Это значило, что «Стланик» — мое первое напечатанное стихотворение. Дело в том, что я пишу с детства. Печатаются с 1932 года, но только рассказы и очерки. Стихов я не печатал раньше. И первое стихотворение напечатали, когда мне было ровно пятьдесят лет. Это стихотворение и есть «Стланик».

Текст в «Знамени» меньше на одну строфу, чем надо. Это строфа — «И черные, грязные руки!». В «Огниве» же, вышедшем в 1961 году, текст еще короче, чем в «Знамени» 1957 года. Я дорожу этим стихотворением. Полный текст его опубликован в сборнике «Дорога и судьба».

«Стланик» — одно из главных моих стихотворений, как по «техническим достоинствам», так и удаче в новизне темы, в находке, а также сущности моего понимания взаимоотношений человека, природы и искусства. У меня есть и рассказ с этим названием, напечатанный в журнале «Сельская молодежь», в № 3 1965 года.

* * *

Кому я письма посылаю,Кто скажет: другу иль врагу?Я этот адрес слишком знаю,И не писать я не могу.Что ругань? Что благоговенье?И сколько связано узловИз не имеющих хожденья,Из перетертых старых слов?Ведь брань подчас тесней молитвыНас вяжет накрепко к тому,Что нам понадобилось в битве, —Воображенью своему.Тогда любой годится поводИ форма речи не важна,Лишь бы строка была как проводИ страсть была бы в ней слышна.

* * *

А тополь так высок,Что на сухой песокНе упадет ни тени.Иссохшая траваК корням его прижалась.Она едва живаИ вызывает жалость.

* * * [49]

Осторожно и негромкоГоворит со мной поземка,В ноги тычется снежок,Чтобы

я не верил тучам,Чтобы в путь по горным кручамЯ отправиться не мог.Позабывшая окошко,Ближе к печке жмется кошка —Предсказатель холодов.Угадать, узнать погодуПомогает лишь природаНам на множество ладов.Глухари и куропаткиРазгадали все загадки,Что подстроила зима.Я ж искал свои решеньяВ человечьем ощущеньеКожи, нервов и ума.Я считал себя надменноИнструментом совершеннымОпознанья бытия.И в скитаньях по распадкамДоверял своим догадкам,А зверью не верил я.А теперь — на всякий случайНатащу побольше сучьевИ лучины наколю,Потому что жаркой печиНеразборчивые речиСлушать вечером люблю.Верю лишь лесному бреду:Никуда я не поеду,Никуда я не пойду.Пусть укажут мне синицыВерный путь за синей птицейПо торосистому льду.

49

Написано в 1956 году в Калининской области. Входит в «Колымские тетради».

* * *

Я нищий — может быть, и так.Стихает птичий гам,И кто-то солнце, как пятак,Швырнул к моим ногам.Шагну и солнце подниму,Но только эту медьВ мою дорожную сумуМне спрятать не суметь…Светит солнце еле-еле,Зацепилось за забор,В перламутровой метелиПробиваясь из-за гор.И метель не может блескаЗолотого погасить,И не может ветер резкийРазорвать метели нить.Но не то метель ночная:Черный лес и черный снег.В ней судьба твоя иная,Безрассудный человек.В двух шагах умрешь от дома,Опрокинутый в сугроб,В мире, вовсе незнакомом,Без дорожек и без троп.

* * *

Не в картах правда, а в стихахПро старое и новое.Гадаю с рифмами в рукахНа короля трефового,Но не забуду я о том,Что дальними дорогамиХодил и я в казенный домЗа горными отрогами.Слова ложатся на столеВ магической случайности,И все, что вижу я во мгле,Полно необычайности.

ВЫСОКИЕ ШИРОТЫ

О ПЕСНЕ [50]

1

Пусть по-топорному неровнаИ не застругана строка,Пусть неотесанные бревнаЛежат обвязкою стиха, —Тепла изба моих зимовок —Одноэтажный небоскреб,Сундук неношеных обновок,Глубоко спрятанный в сугроб,Где не чужим заемным светом,А жарким углем рдеет печь,Где не сдержать ничьим запретамРазгорячившуюся речь.

50

Написано в 1956 году в Калининской области, незадолго до возвращения в Москву. Писалось очень легко — каждый день по стихотворению этого цикла. Поправки, исправления вносились тоже очень легко. Главным стихотворением этого цикла, этого собрания стихов было второе — «Пусть не душой в заветной лире, а телом тленья убегу». При окончательной подготовке именно это стихотворение было снято. «Цикл» не очень удачное слово для собрания стихотворений подобного рода, но в русском языке, как ни хвалил его Тургенев, подходящего слова нет.

Цикл «О песне» написан весной 1956 года, летом читан у Пастернака в Переделкине. Это — мой поэтический дневник того времени. Впервые напечатан в «Литературной газете» в подборке «Северные стихи».

2

И я, и ты, и встречный каждыйНа сердце песню бережет.А жизнь с такою жадной жаждойОсвобожденья песни ждет.Та песня петь не перестала,Не потонула в вое вьюг,И струнный звон сквозь звон металлаТакой же чистый сеет звук.На чьем пиру ее похмелье?Каким вином она пьяна?На новоселье в подземельеОна тайком приведена.А может быть, всего уместнейВо избежание стыдаИ не расспрашивать о песне,И не искать ее следа.

3

Я много лет дробил каменьяНе гневным ямбом, а кайлом.Я жил позором преступленьяИ вечной правды торжеством.Пусть не душой в заветной лире —Я телом тленья убегуВ моей нетопленой квартире,На обжигающем снегу.Где над моим бессмертным телом,Что на руках несла зима,Металась вьюга в платье белом,Уже сошедшая с ума,Как деревенская кликуша,Которой вовсе невдомек,Что здесь хоронят раньше душу,Сажая тело под замок.Моя давнишняя подругаМеня не чтит за мертвеца.Она поет и пляшет — вьюга,Поет и пляшет без конца.