Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый
Шрифт:
— Павел, Павел!
Навстречу грянула музыка репродуктора. Пламя огней залило светом машину.
— Стоп! — вскричали одновременно Кира и Павел.
Смеясь, они выскочили из автомобиля, укрепили над карбюратором дощечку с надписью «Занято» и по широкой лестнице вбежали в вестибюль.
Сквозь стеклянные двери были видны столы, покрытые белоснежными скатертями. Зеленые айланты протягивали к прозрачному куполу пышные ветви. Неуклюжие телевоксы бродили меж столов, за которыми сидели люди. Казалось, весь зал, все обеденные столики были заняты.
— Не подняться ли
— Нет, нет! — запротестовала Кира. — Один столик найдется.
Они толкнули дверь, и шум голосов, музыка, смех и крики вырвались в вестибюль…
— Видишь, как здесь весело!
— Да… Но столов свободных как будто нет!
Они остановились, оглядываясь по сторонам.
Свободных мест не было.
— Ну, все… Я говорил! — заворчал Павел.
Они направились к выходу, но в это время с разных концов зала закричали:
— Алло, алло! Здесь освобождается столик.
Несколько человек поднялись из-за столов, предлагая место.
— Ну, вот… Я ведь говорила.
Они направились к свободному столу. Павел взял меню, но, взглянув на него, поморщился и положил обратно:
— Сплошная химия! Таблетки, капсюли, какие-то порошки и мази. Что за издевательство над человеческим желудком [20] .
— Может быть, ты? — обратился он к Кире.
— Нет, нет! — закричала Кира. — Я еще не так стара.
20
Любитель хорошо и вкусно покушать вполне разделит негодование Павла. В его руках находилось меню новой кухни, которая изготовляла таблетки и капсюли, содержащие строго необходимое для организма количество белков, жиров, углеводов и витаминов. Говоря о питательности кушаний кухни будущего, необходимо упомянуть о вкусовых ее особенностях. Кулинария будущего — это целая гамма тончайших вкусовых ощущений, о которых мы, люди спартанской эпохи, не можем даже подозревать. То, что современный гастроном и гурман считает лакомством, могло бы вызвать даже у самого нетребовательного члена социалистического общества гримасу недоумения.
Сидевший спиною к ним человек повернулся и, улыбаясь, сказал:
— Напрасное предубеждение! Я с десяти лет пользуюсь новой кухней, но кто скажет, что я стар или же плохо выгляжу?
— Ого! — дурачась ответила Кира. — Если бы новая кухня вздумала рекламировать свои мази, тебя следовало поместить на плакат… Знаешь, такие плакаты были раньше… Один из них я видела сегодня в старой Москве. Апоплексический дядя держит кружку с алкоголем и говорит: «Я пью пиво „Новой Баварии“, я всегда здоров».
Павел позвонил.
— А тебя, — засмеялась Кира, — следовало бы изобразить с надписью: «Посыпайте порошком языки, смазывайте десна питательной мазью. Я нахожу в этом удовольствие».
— В таком случае, — рассмеялся сосед, — я предложил бы…
— Не хочу! Не хочу слушать… Я есть хочу… Звонил?
— Уже!
К столу развинченной походкой подошел телевокс. Павел достал из его кармана меню и громко прочитал:
— 1.
— Пропустить суфле! — сказала Кира.
— 2. Шницель телячий?
— Не хочу! Мимо!
— 3. Филе?
— Мимо!
— 4. Аморетки?
— Стуфат? Телячьи ножки под белым соусом на вальванте? Шашлык? Поросенок с соусом из шампиньонов? Утка, фаршированная груздями? Тетерки с красным вином? Марешаль из рябчиков? Щука с шафраном? Карп с белым вином? Форель с раковым маслом? Лососина в папильотах? Судак по-капуцински с ромом? Сиг печеный со сморчками? Караси, варенные в сливках?
— Стоп! — закричала Кира. — Беру карасей! Какой номер?
— 17! Дальше! Стерлядь с трюфелями? Буженина с вишней? Индейка, фаршированная каштанами? Спаржа с сабайоном?
— Беру! Номер?
— 21! Грибы тушеные? Артишоки в малаге? Оливки фаршированные? Мозги фри?
— Беру!
— 25! Грудинка с изюмом? Артишоки с голландским сыром? Пил…
— Довольно! Хватит!
— На сладкое?
— Ну, что-нибудь!
— Я возьму рагу! — сказал Павел. — Ну, и, пожалуй, говядину, шпикованную трюфелями…
— Ну, ну… — кивнула головой Кира.
Опустив руку в урну, он достал пригоршню жетонов и, выбрав из них несколько штук, отложил их в сторону.
Затем, собрав жетоны, опустил их в алюминиевый кармашек телевокса и нажал перламутровую кнопку на руке телевокса.
Телевокс качнулся, сделал поворот и, звеня металлическими частями, побрел в сторону кухни. На белой спине его чернела цифра 137.
— А это наш телевокс? — всполошилась Кира.
— Я думаю, — сказал Павел, сдвигая оставшиеся жетоны со скатерти, на которой голубела цифра 137.
— Надо всегда проверять, — поучительно говорила Кира, — а иначе два часа можно просидеть за столом в ожидании ужина.
— Как так?
— А так… Ты не знаешь, что со мной случилось в Калуге?
— С тобой и с телевоксом?
— Ну да… Села я однажды обедать. Заказала уйму прекрасных вещей и жду. Сижу час. Нет обеда. Начинаю беспокоиться. Оглядываюсь. Слышу смех. Смотрю туда. И что же? Через несколько столов от меня стоит мой телевокс и держит в руках поднос, а компания, обедающая за этим столом, хохочет. «Ты, — говорят, — голубчик, сам пообедай. Мы, — говорят, — привыкли только раз в день обедать». Подсмотрела я на номер своего столика. 28. Взглянула на спину телевокса. Тоже — 28. Оказывается, что этот телевокс был переведен с круговой линии на угольную, а механизм-то у него не потрудились переставить. Вот он и запутался меж столов.
За соседними столиками засмеялись. Высокая девушка повернулась к Павлу и Кире и, блестя веселыми глазами, сказала:
— А я была свидетельницей другого случая с телевоксом. Не помню где, но, кажется, в Минске, мы заказали вот так же ужин. И тоже ждали. А телевокс точно под землю провалился. Некоторые не выдержали. Пошли искать.
Кто-то, не ожидая развязки, захохотал.
— Да вы подождите. Слушайте, что было дальше. Ищут его на кухне. Нет. Ищут в буфетной. Нет. Собралась толпа добровольцев. Так где, вы думаете, он шатался?