Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый
Шрифт:
— Так говорит рассудок… У меня говорит сердце…
С этими словами Павел повернулся к стене и умолк. Закрыв глаза, он лежал неподвижно, пытаясь восстановить в памяти подробности катастрофы, но вскоре крепкий сон спутал его мысли. Он не слышал, как девушка прикрыла его одеялом.
Ровно дыша, Павел погрузился в крепкий сон выздоравливающего.
Через пять минут телеэкраны Москвы, Ленинграда, Мурманска, Киева, Одессы и других городов советских республик зажглись огромными телеграммами:
ПАВЕЛ
ОПЕРАЦИЯ ПРОДЕЛАНА БЛЕСТЯЩЕ.
БОЛЬНОЙ НАПРАВЛЯЕТСЯ В ГОРОД ОТДЫХА.
ПОДРОБНОСТИ В ВЕЧЕРНЕМ РАДИОВЫПУСКЕ
В тот же вечер в Магнитогорск вылетели тысячи аэропланов, аэроциклеток, геликоптеров и дирижаблей.
— Отойдите от кровати! Со мной останется Майя… — прозвучал в ушах Павла строгий голос.
Павел открыл глаза.
Перед ним, нагнувшись, стоял человек с энергичным лицом. Он смотрел на Стельмаха насмешливыми глазами, но лицо его оставалось застывшим как мрамор, и было странно видеть эти живые, насмешливые глаза на окаменевшем, неподвижном лице. Павел приподнял с подушек голову.
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно!
— Еще бы! Ты спал двадцать восемь часов!.. Ты можешь встать?
— Как будто могу! — ответил Павел.
Спустив ноги с кровати, он встал на теплый пол, но, не рассчитав своих сил, зашатался и, чтобы удержаться, схватился за халат врача. Человек с каменным лицом внимательно посмотрел на Стельмаха, потом сказал, обращаясь к девушке:
— На крышу солярия! Полтора часа!
Он уже хотел уйти, но Павел остановил его:
— Ты Бойко?
— Да!
— Я тебя узнал, — слабо улыбнулся Павел. — В Ленинграде мы изучали с тобой медицину… Правда, это было очень давно!
— Я не помню тебя!
— А я прекрасно запомнил твое… лицо!.. Послушай, Бойко, я хотел бы отправиться к себе. Ты, как врач, знаешь, очевидно, что человек перестает болеть, если он этого не хочет. Я должен работать… Когда я могу отправиться к себе?
— Глупости, — сказал Бойко. — Есть болезни, которые требуют оперативного вмешательства и вакцины. Воля к здоровью действует благотворно лишь в отдельных случаях. Тебе надо отдыхать не менее месяца.
— Но…
— Замолчи! Ты дорог Республике, запомни это, и мы знаем, что и когда тебе нужно будет делать! Мне сказали: Стельмах должен жить. Я делаю все для того, чтобы ты жил. Я не отпущу тебя до тех пор, пока не увижу, как ты начнешь играть гантелями по 50 килограммов.
— Позволь…
— Здесь ты пробудешь два дня. Потом отправишься в Город Отдыха. Там мы продержим тебя месяц. Потом ты можешь снова бросать Республику в лихорадку.
— Ты не сочувствуешь моей работе?!
— Я сочувствую. Я искренно хотел бы видеть твой опыт осуществленным,
— Твой дед, — улыбнулся Павел, — очевидно, говорил то же самое о социализме.
— Ты шутишь? Ну, значит, завтра будешь ходить. Шути и смейся. Это полезно всем. Выздоравливай.
Бойко пожал крепко руку Стельмаху и вышел.
— Однако сам он не слишком, кажется, верит в целительное свойство смеха! — проговорил Стельмах, обращаясь к девушке. — Ты видела его смеющимся?
Майя отрицательно покачала головой:
— Нет… Впрочем, один раз, когда он открыл причины Бантиевой болезни, мне показалось…
— Он засмеялся?
— Нет. Он… хотел улыбнуться. Но…
— Ничего не вышло?
— Да, — засмеялась Майя, — он остановился на полдороге.
— Ну, вот видишь! А ему около 80 лет, не правда ли?
— Не знаю. Может быть, и 80.
— А я знаю прекрасно! В тридцать лет он был композитором. В пятьдесят работал, как инженер, на стройке солнечных станций в Туркестане. А когда я посещал медицинский, ему было в то время лет шестьдесят.
— Кажется, — сказала Майя, — он нашел себя именно здесь.
— Еще бы! Но, видишь ли, мне пришла мысль, что он выглядит так хорошо лишь потому, что никогда не смеется.
— Да, он выглядит прекрасно! — согласилась Майя. — Однако тебе необходимо, по его предписанию, подняться наверх.
— С удовольствием, если ты поможешь мне!
Опираясь на плечо Майи, он вошел в лифт.
— Я забыл спросить: какой это город?
— Магнитогорск!
— Значит, катастрофа произошла здесь, на Урале?
— Да!
— Позволь. Насколько мне известно, Бойко — профессор Ленинградского института. Как же…
— Он прибыл сюда по поручению Республики.
— Значит, я был очень слаб, если меня не решились отправить в Ленинград?
— В тот день над Республикой пронеслась магнитная буря, и мы… просто не хотели рисковать; тем более что первый осмотр подавал надежду на твое выздоровление.
— В таком случае… — произнес Павел.
Но в это время лифт уже остановился. Опираясь на плечо девушки, Павел сделал несколько шагов. Свежий, прохладный воздух ударил ему в лицо. Он остановился, почувствовав легкое головокружение, и с любопытством посмотрел по сторонам.
Был вечер.
От голубого света неоновых ламп розовый мрамор балюстрады казался синим. Тихо качались широкие листья каких-то незнакомых растений.
Павел прошел к шезлонгу, стоящему около огромной вазы с орхидеями, опустившими белые пышные звезды в фиолетовый разлив вечера.
Снизу доносился шум огромного города. Кругом сияли огни, ярко сверкавшие в темноте ночи; трепетно дрожали гигантские световые полотна телеаппаратов, и пыльные глаза летящих авто и такси плыли в буре света, который бушевал внизу, убегая в освещенный голубыми огнями горизонт.