Собрание стихотворений и поэм
Шрифт:
В очаге горит огонь, сбереженный очагом, В очаге он не зачах, сберегая наш очаг. Ты, любовь, — очаг с огнем под метелью и дождем, Под метелью и дождем мы друг друга бережем.
Без ребенка колыбель — холодна, как в стужу ель. В колыбели — рай ребенку, даже в зимнюю метель. Колыбель, дитя и песня — ты, любовь, пока живем! Под метелью и дождем мы друг друга бережем.
Темно-синий небосклон ночью звездами зажжен, Звезды горной вышины небосклоном зажжены, Я зажег тебя, любовь, и тобой навек зажжен,— Как звезда и
Родила земля ручьи, чтобы чище, звонче жить, Родились в земле ручьи, чтобы землю освежить. Совесть делает людьми — нас, покуда мы живем! Под метелью и дождем нашу совесть бережем.
Ты, любовь,— моя судьба и вселенная моя, Честь и гордость, нежность, твердость, жизнь бесценная моя! Берегу свою любовь под метелью и дождем, А меня моя любовь убивает с каждым днем.
***
Валентину Гольцеву
Мои годы, годы, годы, Вас все меньше, и похоже — Вы умчались друг за другом В край, где все меня моложе.
Мои птицы, птицы, птицы, В край, где все меня моложе, Улетели и поете О любви — другим, о боже!
Мои песни молодые Перед окнами красавиц!.. Там другим теперь другие В окна камушки бросают.
Мои годы, годы, годы, Снег седой, мороз по коже… А красавицы гуляют — Даже лучше и моложе!
***
Этот пестрый клубок, разноцветная пряжа Уползает в узоры судьбы. Извивается нить, разрывается, вяжет Узелки, что на ощупь грубы. Скоро-скоро клубок истощится, и ляжет Желто-красно-зеленый ковер… Я не смог его сделать ни ярче, ни глаже — Хоть полжизни на это извел!
А холодное сердце тиктакает жадно В ненасытных часах на стене, И к стене прижимает меня беспощадно Сердце, бьющееся во мне! И, мельчайшее чадо огромного века — Я приперт, я вмурован живьем В стену прожитых дней, где грызут человека Муки совести ночью и днем!
Голубые мечты моей розовой юности, И охапка надежд золотых, И высокая вера — что в силах я вынести Все во имя порывов святых, И привольная песня, которая спета На заре, в молодые года — Стали пыткой ночной, вымоганьем ответа! И огонь в очаге увядает, как лето, Но вовсю разгорается в небе звезда. Вдохновительница не спать до рассвета!
О небесная, огненнокрылая дочь! Только ты, пролетая, видала, Сколько я лабиринтов сумел превозмочь, Сколько счастья и боли я выплакал в ночь, Сколько сердце мое отстрадало! Не твое ли сиянье цвело между строк Моих детских стихотворений? И не ты ли дитя увела за порог, В океанскую глубь откровений, Где горянка кувшин проносила с водой И на крыше стоял мой отец молодой, И пока я не скрылся за ближней горою, Он смотрел, как я шел за безумной мечтой! Был он царствен в овчинном тулупе своем… Я прочел его мысли! И с песней вдвоем Я пошел по тропе, узкой, словно веревка, Привязавшая к пропасти горный подъем.
Я карабкался, рыскал, бежал за добычей — Как наивный охотник! И вдруг — Проворонил полжизни! С повадкою птичьей
Горская легенда
В моем краю, в долине горной, Один певец когда-то жил И рокот славы неповторной Своим талантом заслужил.
Как только он въезжал в аул, Народ от счастья лез на крыши: Восторга неуемный гул Приветствовал посланца свыше:
Ведь выше хана был певец, Который искренним искусством Пронзал толпу живых сердец, Давая волю сильным чувствам!
Он пел для нищих и сирот Во времена событий грозных, Когда он уезжал, народ Вовсю палил из ружей в воздух!
Но вдруг, о ужас, что за весть: Спасая собственную шкуру, Он в песнях расточает лесть Злодею, хану, самодуру!
Быть может, козни подлеца, Угроза страшного удела Толкнули храброго певца На низкое такое дело?!
Но беспощадно и навек Народ отпрянул от бедняги, И больше этот человек Не смог явить своей отваги —
Как ни старался, как ни лез Из кожи вон! Его забыли, Как будто заживо зарыли! Он, словно грязный снег, исчез…
Такой вот горестный рассказ Я от отца слыхал. Но странно — Зачем, как солнце из тумана, Он вспыхнул в памяти сейчас?
Сокровенный час
Если хочется, чтобы умершая мать, Если хочется, чтобы умерший отец, Навестили раздумья твои или сон, Ты не должен для этого крик поднимать И не должен терзать их нетленных сердец, В небо им посылая несдержанный стон.
Ни рыдающих губ, ни заломленных рук! Вздох молчанья глубокого нужен, мой друг. Растворись в тишине — и она не соврет, И, прозрачную мать пропуская вперед, Твой прозрачный отец тихо явится вдруг…
Спросит мать на заре — тайной речью, без слов: «Хорошо ли тебе тут живется, сынок?» И развяжешь, распутаешь столько узлов, Сколько ты без нее никогда бы не смог. Ночью спросит отец: «Хороши ли дела?» Ты ответишь молчком: «Так себе, ничего». И развязку найдешь для такого узла, Что иначе никак не распутать его.
…Сквозь тяжелую землю могилы сырой Прорастут и придут друг за дружкой они. Словно сок тишины под могучей корой, Не дыша и мерцая в глубокой тени, В час глубоких раздумий, полночной порой Приплывут из таинственной глуби они.
Будут тихо, на цыпочках, в двери входить, Будут вечно бояться тебя разбудить. Их улыбка печальна… Они — облака… Посидят у постели твоей на краю, И при этом прозрачная чья-то рука Подоткнет одеяло тебе под бока, Отведет полегонечку горечь твою. …И уйдут потихонечку в вечность свою.
Я слыхал, будто есть у пророка свой час, Когда бог его слышит, а он говорит… Этот час и меня бы от многого спас — От всего, что в бессмысленной спешке горит. Должен все-таки каждый живой человек Сокровенный свой час обрести для бесед, Чтобы, глядя в себя из-под сомкнутых век, Разговаривать с теми, кого уже нет.