Собрание стихотворений

Маковский Сергей

«О, ты, которой нет…»

О, ты, которой нет и не было на свете, ты вечности ответ на зов тысячелетий! Кто ты над дольней тьмой небес прообраз нежный, владычица земной надежды безнадежной? Ты — чудо? или бред? Один Господь рассудит. О, ты, которой нет и никогда не будет.

Шарманка («На темный перрон полустанка…»)

Е. А. Жарновской

На

темный перрон полустанка, под утро — ни свет ни заря, плетется хромая шарманка, поет, надрывается вся. Хоть голос у немощной звонок и в ней человечья душа, никто из вагона спросонок в окошко не бросит гроша. От века закон одинаков на всех перепутьях земли. И старенький вальс не доплакав, умолкнет шарманка вдали.

«В окне мелькали пустыри и пашни…»

А. С. Присмановой

В окне мелькали пустыри и пашни, рассыпанные по лужкам стада, высоко в скалах, неизменно с башней, — похожие на скалы города. Они белелись очерком туманным, забытые в нагорной тишине. И поезд мимо — целый день… И странным в наставших сумерках казалось мне, что жизнь — и там, от солнечных прибрежий далёко, на горах, где выпал снег, — всё та ж веками жизнь, и люди те же, и было так и будет всё вовек.

Гавань («Сквозь туманы город дальний снится…»)

Сквозь туманы город дальний снится. Где, когда? — припомнить не могу, но я вижу: у моря ютится город на скалистом берегу. Розовая гавань полукругом, к морю, с невысокого холма, тесные, как соты, друг над другом — черепицей крытые дома. На закате гавань молчалива, рынок у причалов опустел. Частоколом над водой залива мачты плосконосых каравелл. Город спит… И в зареве туманном, замирающую вдалеке, слышу песню на каком-то странном, на давно забытом языке.

«После ночи темной, дикой…»

После ночи темной, дикой, после ночи грозовой — чую над тобой, великой, чую день великий твой. Брезжит утро — озарило целины твоей простор, с небесами породнило глуби северных озер. На волнистые дубравы, на пшеничные моря золотую чашу славы опрокинула заря.

«Пустыня, полдень, белый зной…»

A. В. Руманову

Пустыня, полдень, белый зной, и свет и тишина без меры, безбрежной дали дым сквозной, как зыбь седая с желтизной — бугры, песчаные пещеры. И чередой плывут по ней? верблюды, призрачные челны, куда-то в сон забытых дней? и незапамятных морей, качавших над песками волны. Земная вечность! Кто постиг твое немолчное молчанье? Бессмертный прах. За мигом миг… Из отдаленья — львиный рык, пустынной немоты дыханье.

Часы («Час за часом с колокольни дальней…»)

Dis, qu’as tu fait, toi que voila…

Verlaine

Час

за часом с колокольни дальней прогудит глухим укором бой. Слышишь ли? Он плачет все печальней о годах, загубленных тобой. Жизнь, — о, чаша боли, слез и света, суженая сердцу, — где она? А душа, как песня, недопета, а душа пред Господом смутна. Было ей завещано так много — столько небом озаренных нив… Что ты сделал, забывая Бога, подвига любви не довершив?

Вакх («Необитаем старый дом…»)

Suntlacrimae rerum

Необитаем старый дом, отломок времени и славы, герб над решеткой величавый разросшимся обвит плющом. Потрескался лепной карниз и наглухо забиты ставни, и веет былью стародавней осиротелый кипарис. Трава и прель и сор кругом, — иду по грудам бурелома и на скамье, у водоема, задумываюсь о былом. Иссяк давным-давно родник, его струя не плещет мерно, прямоугольная цистерна в сетях у цепких повилик. Сухие прутья и стручки устлали обнищавший мрамор, запаутиненных карамор свисают по углам пучки. И тут же, в миртовых кустах, над невысокою колонной обломок статуи: замшенный, изглоданный дождями Вакх. Зияют впадины глазниц, и скулы язвами изрыты, весь почернел кумир забытый, добыча мошек и мокриц. Но меж кудрей еще цела, еще манит гроздь винограда, и хмель таинственной Эллады в припухлой нежности чела. Как не узнать тебя, Жених, веселий грозных предводитель, хоть брошена твоя обитель и нет менад с тобой твоих! О, вещий тлен, печаль хвощей, струящихся из чаши Вакха, журчанье Леты, слезы праха, слепая жалоба вещей… В аллее — призрак каждый куст, блуждаю долго, бесприютный, и слушаю, как шепот смутный, своих шагов по листьям хруст. О, грусть! Уходит в вечность день, не помнящий о мертвом боге… Покинут дом, и на пороге — моя скитальческая тень.

«Бессонной тишины немые звуки…»

Бессонной тишины немые звуки зовут в страну оплаканных теней, и мертвые протягивают руки из ночи невозвратных дней. О, сколько их, за сумрачным Коцитом навек покинутых! Издалека о прожитом, о прошлом, о забытом бормочет горькая река. И сердце жалостью безмерной сжато, и вечность о прощении молю за то, что мало я любил когда-то, что мертвых я сильней люблю.

«Судить не нам, когда — как Божий суд…»

Судить не нам, когда — как Божий суд — решает брань судьбу народов грешных, и демоны войны в набаты бьют среди громов и воплей безутешных. Как примирить Закон и эти тьмы замученных неискупимой мукой? И кто палач, кто жертва? Разве мы — все круговой не связаны порукой? В ответе каждый. Но за что ответ — кровавый рок обид и распрей кровных? Повинны все, невиноватых нет. И нет виновных.