Мой скорбный дух навеки одинок,как горный снег, как снег вершин безвестных.Но жжет снега огонь лучей небесных,горячий луч мое безмолвье жеги плакал я. И дух мой с гор чудесныхстремился вниз, в долины звучных строк,и замирал в оковах ритмов тесных,как в берегах низверженный поток.О, если б
все снега моих видений,все проблески рассветных озарений,и всю печаль холодных дум моих —я мог излить в один поток созвучий,в один сонет ласкательно-певучий,в одну мольбу, в один могучий стих!
Призраки («Бывает полумрак задумчиво-ленивый…»)
Бывает полумрак задумчиво-ленивый…Усталый летний день давно-давно затихи, призывая ночь, как путник молчаливыйгрустит. Но медлит тьма. И в сумерках немыхрождаются миры. И сердце чует их…Тогда владеют мной забытые порывы,мне снятся призраки, мне слышатся призывыневнятных голосов, знакомых и чужих.Они поют душе о чем-то вечно-дальнем,о чем-то дорогом, безгрешном и печальном,и волны смутных дум несутся им во след.Зачем? Для этих дум и образов незримых,для этих полугрез, умом непостижимых,у сердца нет речей, у песни звуков нет.
Тени («Певцу любви измена не страшна…»)
Певцу любви измена не страшна.Ее в груди недолго он хоронит,и, жалких слез, скорбя, он не уронит.Иная скорбь судьбой ему дана.Пускай душа обманутая стонет,ревнивых дум и ужаса полна:миг творчества тоску любви прогонит,нездешним сном заменится она.Тогда к нему придут из отдалений,придут с мольбой обманутые тени.И в глубине страданья своегоон не свои почувствует страданья,и зазвучат в словах его признанья —рыданья всех, любивших до него.
Сомнение («Два демона во мне, два страшных судии…»)
Два демона во мне, два страшных судии.Суров их приговор, их речи дивно-строги.И требует один: чего ты ждешь? Смотри:в долинах долгий мрак. В тебе огонь. Гори.Ты знаешь, люди злы, безумны и убоги:грозой любви и мук очисти их тревоги,в толпу ничтожных слов — о, пусть слова твои,ворвутся, сильные как пламенные боги!Но шепчет мне другой печальный дух: зачемкощунственной толпе нести дары страданья?Забудь слова людей. Неслышимый никем,стыдясь любви земной, люби свои молчанья.О, будь царем вершин — и холоден, и нем,как горные снега, как звездные мерцанья…
Schwanensee(«Вдоль озера мы шли в вечерний час…»)
Вдоль озера мы шли в вечерний час.Равнина вод дымилась и мерцала,и черный лес недвижно отражалау берегов. Ты помнишь, мимо насбеззвучно лебедь плыл… В лучах опалапурпурный край зари устало гас.И в дымной вышине звезда сияла,как в жемчуге сверкающий алмаз.И было все так смутно, точно в сказке:наш путь, леса, и призрачные краскинесмелых туч. И замок на холмеказался тоже призраком несмелым.И лебедь плыл, виденьем нежно-белым,над озером, в прозрачной полутьме.
Прометей («В ущелье скал, среди угрюмых гор…»)
В
ущелье скал, среди угрюмых гор,томился ты, страдалец дерзновенный.Во тьме вещал твой ужас вдохновенный,и небесам грозил твой приговор.Свершился рок. Он умер — Зевс надменный.Ты победил. Но отчего с тех порне легче нам? Ужели твой позорне искупил гордыни нашей пленной?Поведай нам, каких мы ждем чудес?Зачем глядим в пустынный мрак небес?И ты солгал, титан богоподобный!Мы не смогли страданий превозмочь.Века прошли. Кругом все та же ночь,и мучит нашу грудь все тот же коршун злобный.
Неведенье («Не спрашивай, о чем волна морская…»)
Не спрашивай, о чем волна морскаяпоет, шумя на берегу немом,и отчего в безмолвии ночномзвезда небес горит, не угасая.Не спрашивай. Люби, не понимая.Любовь — печаль. В неведеньи земном —предчувствие о веденьи ином,в земной тоске — отрада неземная.И если б ведал ты, о чем волнана берегу поет неутомимо,и отчего звездами ночь хранима,и если б знал, зачем обреченадуша твоя в неведеньи томиться,не мог бы ты ни верить, ни молиться.
Небо («Опять усталый блеск лучистого сапфира…»)
Опять усталый блеск лучистого сапфирапомерк на небесах. Живую бездну мирадыханье вечности разверзло надо мной.И глубина моя со звездной глубинойслилась в одну печаль… О, страшный храм эфира!Пустынный омут тьмы! К тебе влекусь мечтой —в тиши моей поет о тайне неземнойвселенской тишины таинственная лира.Во всем — единый бред, единый мрак — везде.Мне жутко. Я молюсь. И от звезды к звезде,от солнца к солнцу, в высь, в надмирные обрывы —туда, где нет ни звезд, ни мрака, ничего,стремят мой пленный дух безмерные порывы…О, Боже! Защити от неба Твоего!
Молитва («Ты — в сумраке и в блеске вод зеркальных…»)
Ты — в сумраке и в блеске вод зеркальных;ты — шелест трав и неба синева;ты — пенье волн, все звуки и словав мелодиях призывных и печальных.Ты — смутный сон веков многострадальных;ты — явный свет и трепет волшебства.Ты — грусть моя и жажда божества;ты — призрак мой в просторах безначальных.Ты всех путей обманчивый конец,и всех миров таинственный венец.Ты — творчество стихий неколебимых;ты в хаосе блаженный произвол, —в сердцах людей, неведеньем томимых,из глубины неведомый глагол.
Скорбь («Я скорби не боюсь, когда она ласкает…»)
Я скорби не боюсь, когда она ласкаетнапевами любви миры моих видений.Я скорби не боюсь, когда она пылаетживым огнем борьбы и гневом разрушений.Страшит меня та скорбь, которая вползаеттрусливою рабой в тайник моих сомнений,и тени мертвые во мраке созывает,моих былых надежд отверженные тени.Средь них, венец надев, царицей самозванойстановится она. И сны печали страннойтрепещут перед ней в усилии бесплодном.Так осенью глухой на кладбище холодном,как души грешные, над насыпью гробницыбеспомощно кружат испуганные птицы.
