Собрание стихотворений
Шрифт:
Ими скреплённая даль пустая
Должна бы испариться, утяжеляя
Бледное небо. Но горизонты тают,
Как обещания, пока я шагаю
К ним...
Тут жизнь состоит из одних
Травинок, да овечьих сердец. А ветер
Льётся как судьба, наклонив
В одну сторону всё, что есть на свете.
Он пытается у меня из сердца
Всё тепло выдуть, всю меня захолодить.
А стоит внимательно в вереск вглядеться,
Оплести мои кости и побелить...
Овцы-то знают, где живут! Бесконечные годы
Эти грязные шерстяные облачка
Пасутся спокойно, серые, как погода...
Погружаюсь в черноту овечьего зрачка -
Я - словно посланное в пространство сообщенье,
Глупое, как эти животные, обступившие меня,
Эти переодетые бабушки, желтозубые, в париках,
Густо и жёстко мекающие
Над лужами в разъезженных колеях.
Подхожу - вода прозрачна, как одиночество,
Протекающее сквозь пальцы,
А ступеньки - от одной полосы травы до другой.
Люди? Только ветру обрывки слов вспоминаются,
И он повторяет их,
то жалуясь, то беседуя сам с собой...
"Тёмный камень, тёмный камень..." -
бормочет ветер печально,
А небу одна опора - я. Ведь тут
Только я, только я одна вертикальна,
Да травинки, что качая рассеянно головами,
в ужасе темноты ждут.
А в узких долинах, чёрных, как раскрытые кошельки,
Монетками поблескивают далёких домиков огоньки.
сентябрь 1961
В ЕЖЕВИКЕ
Никого, ничего на тропинке.
Одна ежевика. Блеск её чёрен.
Ежевика по обе стороны. Ежевичная аллейка
Вьётся вниз, как жёлтая змейка,
И в конце её дышит море.
Ягоды крупней, чем подушки пальцев -
Живая изгородь, усыпанная зрачками.
Молчаливые зрачки на меня пялятся,
И красный сок стекает по пальцам -
Я не спросила, может мы - одной крови с вами?
Наверное, я понравилась этим ягодам:
сплющивая чёрные бока,
Они прижимаются к моей бутылке молока...
Над головой птицы - обрывки крикливых стай,
Клочки сожжённой бумаги вертятся в бледном небе -
В один протестующий крик слиты их голоса,
И кажется - моря здесь нет и никогда не было.
Высокие поля светятся изнутри - всё в зелёном
Подхожу - куст усыпан жуками: вот
Чёрно-зелёные брюшки,
узоры крылышек, как на полотне
Театра теней. Медовый ягодный праздник раз в год
Ошеломил их, и они поверили в райское небо...
Ещё поворот - и ежевики нет, как не было:
Море - вот единственное, что сейчас появиться должно.
Между двух скал ветер в лицо, как в трубе -
Хлопает незримым бельём на незримой верёвке. Но
Не верится, что эти холмы преданы столь грубой судьбе.
Нежные и зелёные,
Ну как могут они пережить такие рваные и солёные
Ветры?
Последний зигзаг делаю по овечьей тропе,
Она выводит меня на северную сторону:
Рыжая скала над пустотой встала,
И ничего нету,
Кроме серебряного света и гулкого простора,
Словно ювелиры бьют и бьют по неподатливому металлу...
23 сентября 1961
ФИНИСТЕР
Это - край земли.
Пальцами кривыми от ревматизма
земля цепляется за пустоту.
Чёрные скалы
и море за ними, взрывающееся брызгами,
Твердят нам, что дна нет,
предостерегают, что незачем на ту
Сторону...
Это море, белое от лиц утонувших,
Этот мыс - просто угрюмая свалка скал,
Солдаты, уцелевшие в хаосе войн. Им в уши
Волна за волной вбивают горсти песка -
Они и не шелохнутся.
Но другие скалы упрямо и постоянно
прячут враждебность под водой.
А туманы -
Эти древние, бледные, тающие туманы
Смахивают скалу за скалой
и возрождают опять...
Не туманы это, а души,
укутанные в шум судьбы,
разнесённый океаном -
И лёгкая их дымка не в силах устлать
Низкий клевер, звездчатку и колокольчики,
Такие незаметные,
словно чьи-то умирающие пальцы
устали их вышивать.
Я бреду, и туман, как вата, забивается в рот и в нос,
А потом он меня оставляет,
всю покрытую бусинками слёз.
Мадонна Кораблекрушений
летит и летит к горизонту,
Мраморные юбки её, словно крылья, сдуты назад,
Мраморный матрос
молится на коленях,