Собрание стихотворений

Платт Сильвия

Неизречённой твоей благодатью

Щедро, как молоком -

Я всё равно сумею достать её,

Напоят меня камни...

И ещё о том

Должна тебе сказать я, что эти камни

Для голубки белопенной - никакой не дом...

К решёткам и к башне рвутся чёрные волны.

ЗИМНИЙ СЕЙНЕР

В этой гавани больших пирсов почти

что нет.

Море пульсирует под тонкой кожей - это разлита нефть.

Качаются красные и оранжевые баркасы,

Ниже ватерлинии* ободранные до волдырей,

Прикованные к причалам, старомодные, в ярких красках.

Чайка едва удерживается на хлипкой рее,

Не качаясь, хотя порывы ветра все злее и злее,

Она неподвижна, словно одеревенелая,

В сером официальном пиджачке,

И гавань качается на якоре в жёлтом её зрачке.

Посудина подплывает, как дневная луна белая,

Скользит над рыбами, словно конькобежец, пируэты делая,

Унылая, двухмачтовая, будто со старой гравюры.

Три бочки мелких крабов с неё выгружают,

Настил пирса скрипит, его едва удерживают сваи.

Раскачивается шаткое здание портовой комендатуры,

Коптильни, лебёдки, складские сараи, серые и хмурые,

Какие-то мостики вдалеке...

И не замечая стужи,

Сплетничает на невнятом жаргоне вода,

Запахи дёгтя и дохлой трески притаскивая сюда.

Для бездомных и влюблённых этот месяц -

что может быть хуже?

Море за волноломом ледяные осколки кружит,

Даже наши тени от холода синие - такой мороз!

Мы хотели увидеть, как солнце

из воды подымет рассветный веер,

А вместо зрелища нам достался этот заледенелый сейнер -

Бородатый от инея замерзающий альбатрос:

Словно бы в целлофан завёрнут

каждый поручень, каждый трос.

Скоро солнце эту плёнку слижет и пар рассеет,

И всё кругом закачается, в дымке дрожа...

Вот уже верхушка любой волны блестит, как лезвие ножа.

ЧЕЛОВЕК В ЧЁРНОМ

Где три волнолома,

Окрашенных суриком,

Отталкиваясь от берега,

Серое море сосут, там -

Слева,

Где бьёт кулаком

Волна в серый мыс,

Колючей проволокой

Окружённый, тут -

Справа,

Где тюрьма Оленьего Острова -

Свинарники,

лужки, курятники,

Как всегда, аккуратные,

Где в камнях лужицы малые

Плёнка мартовского льда

Еще застекляет,

Где в мелких волнах

Над каменистой отмелью,

Белые, как табаки, скалы

(Их каждый отлив оголяет).

Ты по белым камням

Шагаешь от берега, ты

В мёртвом чёрном пальто,

В чёрных башмаках,

С чёрными волосами,

Ты встаёшь на дальнем конце, застыв

Недвижным водоворотом,

Чёрным смерчем,

Стягивая к себе

И камни, и воздух,

И всё, что кругом...

СПЯЩИЕ

Ни на какой карте на свете

Этой улицы нет,

Где в доме спят двое, вот эти...

А мы потеряли и след.

В подводном свете лежат они,

В неменяющемся синем свете...

Там балконную дверь, шевелясь, прикрывает

Жёлтая занавесь, бледные кружева,

Там через узкую щель проникает

Запах влажной земли. И тускло блестят

Серебряные следы улиток.

А вокруг дома - кусты и трава,

И в этих зарослях взгляд блуждает,

Наш застенчивый взгляд.

За бледными, бледными лепестками,

За тёмными кожистыми листьями,

Спят эти двое - глаза в глаза,

Словно слитые лицами.

С туманом сада их дыханье сливается,

Они поворачиваются, не прерывая сна.

Это мы, это мы им снимся, мы - глубина их сна -

Мы, изгнанные из тепла их постели.

С ними никогда ничего не случится.

Веки прикрыты, и тень так темна...

А мы, сбросив кожу, тихо, еле-еле

Выскальзываем в иные времена.

В ПОМЕСТЬЕ

Заморозки.

Бреду в шиповниках, в алой горечи -

Мраморные пальцы среди ягод - греческие девы,

Ты их привёз

с европейской свалки древностей, из-за моря, чтоб

Скрасить свою жизнь тут, в Нью-йоркских дебрях.

Скоро этих белых дам накроют - каждую - дощатой будкой

От разрушительных непогод...

Каждое утро

Садовники (белый пар изо рта)