Сочинение на вольную тему
Шрифт:
— Значит, уважили, — хихикнул Костик. — Ишь, не поглядели, что жатва, что горячка… А я вчера ходил хомуток на косовище сварить, так отправили… сам Рыгор отправил. Некогда, говорит. А тебя, вишь, уважили.
— Уважили… Я нутром чую их уважение, поперек горла засело это уважение… Чтоб побыстрее отделаться от меня, чтоб глаза не мозолил… — Микола налил себе и, не ожидая Костика, выпил — жадно, одним махом, как воду. Заметил, что Костик не взял рюмку. — А ты почему не пьешь? Пей, не стесняйся. Я зла на тебя не держу.
— Это хорошо, что не держишь. — Костик засмеялся, но сразу же притих, подался к Миколе. — Слушай, Микола, вот тогда, на суде и до суда
— Злой, говоришь?.. Конечно, злой. Он мне не нравился. Да что не нравился, я не любил его, я его переваривать не мог. С самого первого дня, как мать привела его в хату. И чем дальше — больше…
— Самого не переваривал, а хлеб его ел. Он же учиться тебе помогал и заботился, чтоб ты и одет и обут был, и все такое. И к тому же отчим, отец твой, пусть неродной, а отец, муж твоей матери.
— Отчим… В том-то, может, и беда, что отчим… А может, и не в том… Отчим — не отец, хотя и спит на той кровати, где спал отец. Хлипкий он был, слабой породы. И очень любил поговорить, поучать любил… Праведник. То не так, это не так. Там неправильно ступил, там не так сделал. Я давно собирался проучить его. Но разве я знал, что он такой слабак… А тут еще водка, и он под злость сказанул что-то… Не помню уже что. Ну, я и треснул… бутылкой… — Микола кивнул на бутылку с яблочным соком, она, нетронутая, так и стояла на столе. — А потом словно провал какой-то… Помню только, что вы обложили меня на чердаке как волка… Хотя нет… Еще помню, как мелькнуло чье-то лицо под окном… Тогда я не узнал тебя, потом, уже на суде, выяснилось, что это был ты… Хотя какая разница… Не ты выдал бы, так кто-то другой. Правда, обидно было, особенно там, на суде. Знаешь, была даже такая мысль: «Ну, погоди, Костик, разве что не доведется мне вернуться, а то припомню тебе, выпрямлю твою загогулину, чтоб не лазил под окнами, погоди только…» Микола улыбнулся, словно вспомнил что-то хорошее, давнее, не видел, как каменеет, напрягается лицо Костика, как у него начал судорожно дрожать подбородок.
— Слушай, так у тебя была на меня обида? И даже злость? — прошептал Костик побелевшими губами.
— Была, признаюсь. Кто людей собрал? Ты, Костик. Кто просил тебя лезть под мое окно, а? Кто?
— Так я же хотел… в баню позвать… Старика хотел, тебя…
— Черт с ней, с баней… Когда свинью режут, ей не до поросят…
— А если б… а если б это не Ларион, а ты… лежал пластом?.. И тогда надо было бы молчать?..
— Ну, сравнил! Ларион — это Ларион, а я — это я…
— Так это что? Выходит, я виноват?
— Ну, как тебе сказать… Ежели по суду, то нет, а ежели по-соседски…
— Так… А может, теперь ты все же… простишь мне мою вину, а? Хоть теперь простишь… мою… вину? — каким-то неестественно высоким голосом взвизгнул Костик.
— Ну чего ты раскричался? Я же говорю, что злости на тебя не держу. Что было, то сплыло, и кто старое помянет… Возьми лучше выпей, и я с тобой за компанию, — Микола снова налил себе. — Конечно, прощаю. А иначе как же жить в соседстве… Только скажу честно, если, не дай бог, еще что-нибудь такое… Тогда гляди, тогда помни…
— Что ты сказал?..
Костик почувствовал, будто щелкнула какая-то пружинка внутри, соскочила задвижка с души, томная легкость стукнула в голову, и перед глазами поплыл туман. Рука сама пошла
В это время открылась дверь и на пороге показалась Марфа. Увидела Миколу, Костика, бросилась к ним.
— А боже, что это такое?
— Ничего. Разговорились тут за чаркой. Я ненароком стукнул его. Думал, он здоровяк, молодой, ан нет, хлипкий какой-то, слабак. Совсем слабак…
— Убил! Убил, черт хромоногий! А боже мой! — заголосила Марфа.
— Живой он, не голоси. Лучше помоги поднять да положить на кровать. Пускай отдышится… Да воды принеси.
Они перетащили Миколу на кровать. Костик расстегнул у него на груди рубашку, взял кружку с водой у Марфы, брызнул Миколе в лицо. Микола шевельнул веками, потом тяжело раскрыл мутные глаза, долго смотрел в потолок. Понемногу глаза начали проясняться, что-то живое, осмысленное появилось в них, он перевел взгляд на Марфу, на Костика, дернул губами, словно хотел улыбнуться, и снова закрыл глаза.
— Убил, убил сыночка, насмерть убил, — снова запричитала Марфа. — Помирает дитятко мое. Надо людей звать, участковому заявить…
— Перестань, не поднимай шума, — послышался глухой голос Миколы. — Дай полежать спокойно.
— Полежи, сынок, полежи, дорогой… А божечка мой… Мне сдалось, что он убил тебя, совсем убил, насмерть убил…
— Не убил… Еще не убил, — Микола скривил губы в жалостной улыбке, перевел глаза на Константина. — А ты хорошо меня… по темю… Правильно… Так мне и надо.
— А что же это деется?.. Как же это дальше жить будем? — голосила Марфа.
— Как все люди, — сказал Костик и вышел из хаты.
Назавтра с самого утра Костик махал косой за хлевом — докашивал клевер. Когда коса начинала тупиться, доставал брусок, точил ее, морщился — вспоминал вчерашнее — и снова продолжал косить, сердито хмурясь.
Перед завтраком на сотки вышел и Микола, зашел спереди, по некошеному, поздоровался. Костик буркнул себе что-то под нос.
— Никогда б не подумал, что ты такой горячий. Заводишься с пол-оборота, — Микола стоял и, прищурясь, внимательно смотрел на Костика, пытаясь улыбаться, но улыбка получалась какая-то вымученная. Костик не поднимал головы, словно не видел его, махал и махал косой. — Да ты не переживай, Костик, — проглотил комок Микола. — Я на тебя зла не ношу… хотя ты на меня и руку поднял… — Микола говорил, а губы будто окаменели, не слушались.
— Отстань… и не стой впереди, — рассердился Костик, он докосил до самых ног Миколы. — Не стой, что я, тебя обкашивать буду?
Улыбка медленно поползла с лица Миколы, поползла и перекосила лицо. Микола повернулся и пошел в свой двор, ссутулясь, втянув голову в плечи.
И теперь, может, впервые за все время Костику стало жаль его. «Не-е-ет, брат, что ни говори, жизнь — как хорошая жена, она правду любит, ой как любит».
1974