Сочинение на вольную тему
Шрифт:
— Ишь ты, уберегла! — подивился Игнат.
— Ага, остались, — просто ответила Поля.
На камельке в чугунке на треноге варилась картошка.
— Присаживайся, — мягко попросила Поля. — Когда еще зайдешь? Угостила бы, да хлеба нет. А может, выпьешь? Бульба зараз будет готова. — Поля старалась говорить весело, хотя давалось ей это нелегко.
— О чем ты говоришь… Да и знаешь, я никогда не был падок до нее… А чего это дымом тянет? — Игнат подошел к печи.
— Куда ж ему деваться… Труба треснула, не знаю, как и зиму перезимую.
По трубе едва не от самого потолка шла глубокая задымленная трещина. Через нее и выбивало
— Вопщетки, об этом надо было летом думать. Теперь же печь не станешь раскидывать.
— Думала, может, обожженного кирпича достану, — не поталанило. Так и вышли на осень.
— Надо сделать добрый замес глины и забить трещину, пока дожди не пошли. А летом обязательно надо перекладывать трубу. Крайне.
— Куда ни глянешь — всюду край достанешь, — грустно и безропотно согласилась Поля.
— Я тебе и советую: накопай глины да скажи мне. Разве можно так? — грубовато ответил Игнат.
На дворе не выдержал, спросил у Витика, кивнув на кругляки липы:
— Зачем ты ее свалил?
— На дрова.
— Мало кругом ольховника?
— Липа ближе. И все так делают, — Витик с недоумением пожал плечами.
— Все кинутся топиться — и ты за ними?
— Я не такой дурень…
Как и предсказывал Тимох, долго отсиживаться дома Игнату не дали. Как-то под вечер во двор заглянул председатель колхоза Змитрок Мелешка. Больше недели его не было на месте: ездил в область, оттуда аж под Гродно и вот воротился. И не один — пригнал лошадей.
Медлительный увалень с постоянной сонливостью на лице, он свою непростую председательскую службу исполнял довольно успешно. Всегда приходил к человеку с таким видом, будто давно уже с ним договорился о том, что надобно сделать, будто все уже было обговорено и договорено, оставалась лишь самая малость — кое-что уточнить или напомнить. И пока человек, ошеломленный таким неожиданным и бесцеремонным натиском, прикидывал, выгодно иль невыгодно предложение, с которым тот заявился, мерекал, как быть, соглашаться с ним или ссориться, председатель уже поплевывал на недокуренную папиросу, тщательно гасил ее и, спрятав окурок в белый, из трофейного дюраля, портсигар, шел дальше. И выходило так, что спорить, доказывать что-либо было и некогда и некому.
До войны Змитрок работал бригадиром в третьей бригаде. Когда пришли немцы и всем стало ясно, что они создадут свои органы власти, партизаны попросили Змитрока побыть старостой. Он согласился и пробыл в чине нового начальника полгода. Быть может, он оставался бы старостой еще некоторое время, если б однажды ночью не завернули в село хлопцы из соседней партизанской зоны. Они разбудили старосту с быстротой и недвусмысленностью законов военного времени, вывели во двор и потребовали подводу, хлеба и картошки. Их было четверо, они были усталые и голодные, рука у одного висела на свежеокровавленной перевязке. Все это староста видел, и ему жалко было хлопцев. Однако и себя было жалко, чтобы вот так по-глупому подставлять свою голову под дуло автомата. Нажать на курок не штука, да кто потом расскажет, что и тебе не хотелось помирать, тем более от руки своего, что и у тебя был автомат, и ты мог бы, как всякий настоящий мужчина…
Подводу и мешок картошки он хлопцам дал, а через день сам пришел в отряд. Отговаривать его никто не стал, тем более что и надобность в его старостовстве отпала: Липница целиком перешла под партизанский
— Пригнал кобылу и четырех коней. Поехал в область и — на тебе! — встречаю знакомого командира части, с ним и махнул в Гродно. Лошади выбракованные, к воинской службе негожие, да нам еще послужат, а кобыла хорошая, и четырех лет нету. Ее-то чуть выпросил — на обзаведение, на расплод, — выкладывал свои новости Змитрок. — Зашел в хату, а Христина и говорит, что ты вернулся. Оказывается, и правда. Ты, вижу, время попусту не терял, успел уже и хибару слепить.
— Вопщетки, решил место для работы узаконить. Теперь-то еще ничего, а пойдут дожди, снег, из сырого дерева немного толкового сотворишь, да и инструменты ржавеют, — ответил Игнат и открыл дверь в мастерскую.
Змитрок повел глазами по стенам, глянул на потолок и повернул к выходу, начал плевать на папиросу.
— Я уже собирался поспрашивать мастерового человека, чтоб поглядел паровик, что там не в порядке. Мельницу край надо запускать, а если б еще и циркулярку потянул, то и совсем как паны зажили бы… Так ты, может, завтра и прикинешь, что там и как, а к полудню и я подойду. Бульбу надо хватать, пока погода держится, — Змитрок говорил все это, идя по двору к воротам и поглядывая на небо, точно оно в любую минуту могло испортить всю обедню.
— Вопщетки, я потому и подгонял себя со своей работой, бытта знал, что кто-то про меня вспомнит, — то ли в шутку, то ли всерьез заметил Игнат.
— Не слишком много есть кого вспоминать. Ты да я, да мы с тобой, да еще несколько человек — вот и все наши мужчины, — ответил Змитрок, протягивая руку. — Командир этот мой сказал, что скоро мужиков должно прибавиться, начали отпускать.
— Кто жив, рано или поздно объявится, — молвил Игнат.
Змитрок кивнул головой и подался в конец села, веско, будто припечатывая что-то на дороге, ступая большими ногами в тяжелых яловых сапогах.
Игнат посмотрел ему вслед, пока Змитрок не завернул за изгородь, и пошел в хату. С мастерской он разобрался, хотелось некой иной работы. Сколько же топтаться на своем дворе?
— Ты на уток? — поинтересовался Леник, увидев, что отец берет ружье, патроны.
— На уток.
— Можно и мне с тобой?
— Можно, сын, можно. Только ты будешь загонщиком. Пиджачок надень, а то комары съедят.
— Загонщиком так загонщиком, — обрадовался Леник.
На болотце вышли одновременно: отец с одной стороны, сын — с другой. Игнат укрылся за кустом, обочь чистой лощинки, в которую переходило болотце. По его прикидке, в эту сторону должны тянуть поднятые утки, если только они тут есть.
Леник загорланил, хлестнул палкой по воде, еще и еще раз, и три утки вскинулись из осоки и пошли над болотцем. Они летели низко, казалось, зацепятся за куст, за которым притаился Игнат, и он не только услышал шелест их маленьких крыльев, но и почуял на лице внезапный ветерок, пронесшийся вслед за ними. Он выстрелил вдогонку, когда птицы, завидев его, взметнулись вверх. Выстрелил, не слишком надеясь на удачу, и не столько обрадовался, сколько удивился тому, что одна из них сорвалась вниз и, продолжая отчаянно махать крыльями, шлепнулась в траву. Игнат подбежал к тому месту, где упала птица, и долго не мог найти ее. Даже в смертный час утка стремилась поглубже забиться в траву, и ее серенькие перья трудно было различить в наступающих сумерках.