Сочинение на вольную тему
Шрифт:
— Я за тобой, Игнат. Зайди-ка в хату.
— А что такое? — Игнат почуял: сегодня, поди, не у него одного была тревожная ночь.
— Сам увидишь. Только не гляди, что я такая… — Поля поправила, пригладила волосы, туже затянула платок.
Вошли в сенцы, остановились. Поля принесла из хаты лампу. В сенцах все было перевернуто, поразбросано. Все дверцы комода сверху донизу распахнуты, на полках опрокинуты бутылки, банки, раскатаны сувои полотна, рушники, обрезки материи. Кадушки и ушаты разметаны по всем сенцам. В кубелке было жито — теперь оно кучей лежало на полу. Одна половица взорвана и откинута в сторону, в подполе желтел перекопанный
— Что ж это творится, Игнат? Как дальше жить? Пришли середь ночи, повспарывали всех с постели, все перевернули вверх тормашками.
— Кто? — спросил Игнат, хотя можно было и не спрашивать об этом.
— Кто… Если б я знала. В хате были двое. Один в сапогах, с автоматом, а второй без ничего, в поддевке, с черной сумкой. Третьего, с винтовкой, я заметила уже потом. Он стоял возле ворот, за столбом.
— И что им надо было?
— Мед и самогонка. «Где мед?…» А какой селето взяток, какой мед? Одно ведерко только и накачала из трех ульев. Так я же все сразу на базар отвезла. Поллитровую баночку оставила на лекарство, так и ту выпороли, вон там, в углу, в комоде за полотном стояла. Нашли, обрадовались как дурачки. Правда, тот, что с сумкой, совсем молодой еще, чернявый такой, молчал. Зверел другой, с автоматом. «Есть, оказывается, есть, а говорила: нету. Значит, и горелка есть. Мы знаем, что есть». Ищите, говорю, мед нашли, может, и горелку найдете. Не нашли. В хлев дважды ходили. И меня тащили. Пошли, говорят, покажешь, где спрятана. Ждите, пойду. И Витик тут при мне: «Не ходи, мама». Перепороли все сено, думала, хлев спалят.
— Больше ничего не взяли?
— Два рушника. Им тоже надо умываться. Чтоб вы кровью своей умылись.
— Ты им сама открыла?
— Кто им открывал? Рванули дверь так, что защепка разогнулась.
Игнат положил взорванную половицу на место, собрал в угол кадушки, ушаты, встал у комода.
— А дети где?
— В хате. Сидят перепуганные.
Хата была выстужена, точно ледник. Витик и Рая сидели на печи, обернув ноги постилками, нахохленные.
— Ну, чего взъерошились? Или в школу не думаете идти? И печь не топлена… Ты что это, хозяйка? — Игнат повернулся к Поле.
— Я уж решила: раз такое, нехай сидят дома.
— Вопщетки, что это за «нехай сидят»? — И приказал: — Ну-ка, скоренько умываться, одеваться, перекусить и в школу! Все будет хорошо. И ты, Витик… Бытта и не мужчина.
— Я зараз, дядька Игнат, — и Витик стал надевать рубашку.
Игнат вышел из хаты, Поля шла за ним. Игнат подержал в руке разогнутый крючок, покачал головой. Ему трудно было поднять глаза на Полю, трудно было встретиться с ее взглядом, будто он был виновник того, что случилось здесь этой ночью. У него не учинили такое злодейство, у него деликатно просили. Его боялись. И он дал им все, что просили. А тут творили что хотели. Потому что некому было дать им по зубам. Ахрем не даст. Его нет. Как могло не быть и его, Игната. А они вернулись. Нет, не вернулись! Они никуда не уходили! Они жили тут. И теперь живут. И не только просят — требуют. И сами берут…
У Поли были глубокие черные глаза, и они ждали чего-то, спрашивали о чем-то таком, о чем не осмеливалась спросить она вслух и чего боялся Игнат.
— Надо сделать новую защепку. Я сделаю.
— Хорошо, Игнат. Разве можно в хате так, без ничего? Хлев и тот запирают. — Ей что-то еще не давало покоя. Игнат хотел было спросить — что именно, но Поля сама вскинула голову, засмеялась. — Знаешь, искали горелки — не нашли. Не для них
— Вопщетки, ты это, Поля, зря. Чтоб я… за горелку… ты это зря так про меня… И еще я не сказал тебе… Они были сегодня и у меня, — проговорил Игнат глухим голосом.
Полино лицо вытянулось.
— И что?
— Ничего… Попросили хлеба, луку… Я у стены с ружьем… Думаю, будь что будет. Полезете — хоть одного уложу. И уложил бы.
— И что, ты им дал хлеба?..
— Дал. Дал! — раздраженно сказал Игнат, круто повернулся и вышел.
XI
Домой Игнат вернулся хмурый. Сказал Марине:
— Возьми буханку хлеба, сала, отнеси Поле. Ее тоже не обошли гости.
— Я так и подумала: не может быть, чтобы только к нам…
— К нам, к вам, к ним… — пробормотал Игнат, снимая со стены патронташ.
Просматривал припасы, раскладывал отдельно патроны с картечью — на лису, на зайца, на птицу. Патронов было мало. Достал из сундука ящичек, в котором лежали гильзы, порох, дробь, принялся набивать новые.
Галус лежал возле печи, опустив голову на лапы, поглядывал то на хозяина, то на окна, за которыми заметно набрякало синькой небо.
Снег пружинисто, как мох, проседал под ногами, крахмально поскрипывал под бахилами. Идти было легко: внизу был крепкий, точно земля, лубяной наст.
Игнат пересек поле, где позавчера играли лисы. Хотя бы один след. Двинулся лугом.
Галус рыскал впереди, то задирал голову вверх, нюхая воздух, то опускал в снег. Пока что ничего достойного серьезного внимания не попадалось, и он захватывал все более широкое пространство, сновал челноком туда-сюда, распаляя себя.
Из своего собачьего опыта он знал: где-то здесь, в этих кустах, или, возможно, чуть дальше есть зайцы и лиски. Они хитры, позарывались в снег, затаились и думают, что их никто не найдет, не вспорет. Вспорем!.. Какой молодой и пахучий снег! Он пьянит, точно молоко, ошалеть можно от радости. И воздух густой, как в лесу. И эта настороженная тишина! Будто все заранее знали, что они придут сюда на охоту, и затаились, притихли. Но они где-то тут, совсем рядом, эти лиски и зайцы, быть может, иной уже следит за ними из-под куста, готовый вскочить и задать стрекача. Сам хозяин, сам Игнат Степанович сказал: «Ищи. Ищи-ищи». А раз он так сказал, значит, они есть. Надо искать…
Игнат шел расслабленным шагом. Ружье со взведенными курками лежало на согнутой левой руке, правой он придерживал его за ложу. Старая охотничья привычка — чтоб ни зверь, ни птица, даже выскочив из-под ног, не застали врасплох: рывок — и приклад у плеча.
Аккуратненькие, красивые, напоминающие листья клевера, лисьи следы встретились лишь возле Петрусева дворища. Зверь, видно, только что прошел, в иных следах еще осыпалась снежная пыль. Галуса не видно было. Игнат свистнул: «Тю-у! Тю-у!»
Через минуту запыхавшаяся, с высунутым языком собака была у ног. Игнат достал из охотничьей торбы ломоть хлеба, Галус осторожно снял его с ладони, отошел и лег на снег. Ел и преданными глазами поглядывал на Игната. Подобрав крошки, подошел опять, Игнат погладил его по загривку, указал на лисий след:
— Ищи!
Галус сунул нос в след, пробежал по нему метров двадцать, то опуская, то поднимая морду, и вдруг повернул назад. Сел неподалеку и начал искаться, бросая виноватые взгляды на хозяина.