Сочинения Иосифа Бродского. Том VII
Шрифт:
Ой, записываю.
—Давай, давай, а то Топтыгин уже вспотел, поди. Входит Матильда, на ней одна комбинация.
Господин Президент, там пресса собралась, вас требуют.
Скажи, обеденный перерыв еще не кончился. Поняла?
Поняла, господин Президент. Ой, а правда, что у нас демократия будет?
Там будет видно. Через пятнадцать минут. Зарплата, во всяком случае, у тебя не изменится. Рабочие часы и телефон тоже. Ступай.
Матильда выходит, стаскивая с себя на ходу комбинацию.
Чего это она?
В
Ну это... одета легко. Не лето ведь.,
Может, у нее с телохранителем что?
Ревнуешь, Цецилия?
Да как вы можете, Базиль Модестович?
Или состояние экономики нашей символизирует.
Или — отход от догмы.
Скорее — последнее.
Все-таки — представляет народ.
Трудящихся.
Но не пролетариат.
Крестьянство тогда.
Н-да, кровь с молоком.
Либо — интеллигенцию.
Нашлась интеллигентка! (Взрываясь.) У-у-у, бесстыжая! Да в старые добрые времена я бы ее даже форинов доить в валютный бар не пустила! Она же и языков не знает! Только наш да местный. Интеллигентка! Я ей билет на «Лебединое» бесплатный предлагала. Так не пошла! Я бы ее... я бы ее... она даже Чехова не читала. Че-хо-ва!
Ревнуешь, Цецилия. Матильда в партии с 17 лет. Дочь проверенных товарищей. В театр не пошла оттого, что работала сверхурочно. Доклад о сельскохозяйственной политике готовила.
Я и говорю — кровь с молоком.
Тем более — лебединая песнь. Говоря о сельском хозяйстве.
Одно слово — Чайковский.
Сен-Санс!
Молодец, Цецилия.
Да где там Сен-Сансу до Чайковского! У них даже и коллективизации не было.
У лебедя, Петрович, шея — главное.
Ноги. Вот хоть Цецилию спросить.
Ну-с, господа министры,— голосуем?
Голосуем, голосуем.
А у нас, Базиль Модестович, зарплата изменится?
Да, рискуем все-таки.
Работа вредная.
На атомной электростанции за это даже молочко дают.
Ну, диета, я думаю, у нас не изменится. Из Варшавского пакта и их СЭВа мы выходить не собираемся. Сам всегда считал, что меню у союзников должно быть общее. Залог, так сказать, взаимопонимания.
Ну да, пищеварение как общий знаменатель.
Верней — пищеварения этого итог.
Густав! При дамах!
Насчет зарплаты это вы Густава спрашивайте. Что до молочка, то все-таки не советую. Коровы все-таки местные. От ихнего вымени Гейгер больше балдеет, чем от самого реактора. Верно, Петрович?
Да. Молочко это за вредность — сплошная тавтология.
Если только, конечно, Сам в Общий Рынок не вступит. Чего бы я ему, конечно, желала; а то у них там уже мыла нет. Да и на кой ему всю дорогу с пятилетним планом себе голову морочить? Пусть его в Брюсселе составляют. У них и компьютеры получше.
То-то он про общий европейский дом распелся.
С другой стороны, они там в Евразии только раз в месяц в баню ходят. Спросите хоть Цецилию. Или лучше
Да ты, Густав, молчи! Тебя каким мылом ни три, контру не отмоешь.
Вот-вот, патриот разговорился. По Рязани своей скучать изволите, Петрович? Ностальжи де ла бу, иначе не назовешь. Сколько лет тут живете, а все в хлев тянет. Хотя, казалось бы, на местной женат.
Ты бабу мою, Густав, не трожь. Она хоть местная, да полукровка. У местных ваших клитора днем с огнем не сыщешь. Рыбы!
Петрович! При дамах!
Оттого мужик тут в педрильство и кидается. Или на демонстрации. Часто не знаешь, какую статью ему шить.
Базиль Модестович, он наше национальное достоинство оскорбляет!
Господа министры, господа министры, не ссорьтесь.
Я всегда считал, что иностранец не должен быть министром внутренних дел. Иностранных — пожалуйста, а внутренних — нет.
Контра ты, Густав, нераскаянная. Не говоря — клитор дело внутреннее. Ну, да откуда тебе знать-то с твоей местной.
Да как вы смеете!
Да как вам, Петрович, не стыдно!
Господа, господа, не ссорьтесь.
Министру внутренних дел стыд неизвестен, Цецилия. Министр внутренних дел — он как гинеколог.
Я всегда считал, что иностранцу нельзя...
Господа министры, господа министры, успокойтесь. Во-первых, Густав, ты не прав. Министр внутренних дел...
И юстиции.
...и юстиции должен быть иностранцем. Гарантия большей объективности, и никакого непотизма. Вспомним римское право. Плюс всегда лучше, если угнетатель — а закон всегда угнетатель — чужеземец. Лучше проклинать чужеземца, чем соотечественника. На этом все империи держатся. Вспомним цезарей, в худшем случае Сталина. Своего рода психотерапия. Здоровей ненавидеть чужого, чем своего.
Ой, записываю.
Но я не могу голосовать вместе с человеком, который оскорбляет достоинство моей нации!
Если бы он был свой, то да, тогда бы ты, Густав, не мог. Но поскольку он иностранец — можешь. Ибо он ведет себя естественно. Более того: благодаря его естественности и ты ведешь себя естественно, приходя в бешенство. Что есть естественная реакция. Это, значит, во-первых. Во-вторых, гинекологические его наблюдения если и оскорбительны для достоинства нации, то только для ее половины. Вот даже Цецилия не реагирует.
Ей что. У нее четверо детей. Скуластенькие. Или потому что знает, что Петрович преувеличивает. То есть преуменьшает.
Погорячился он, Базиль Модестович.
Погорячился ты, Петрович?
Ага.
В любом случае достоинство нации не размером этой вещи определяется. И в любом случае мы должны заботиться о достоинстве всей нации. Поэтому прибавим еще восстановление флага и гимна, которые до Перемены К Лучшему существовали, а? Ты как на это, Петрович?
Я чего, я за. Хотя чего он символизировал — никогда не мог добиться. Даже пыткой.