Сочинения русского периода. Проза. Литературная критика. Том 3
Шрифт:
Меч, 1937, №18, 16 мая, стр.6.
«Фауст» в творчестве Достоевского
В издании Русского Свободного Университета в Праге вышел новый труд А.Л. Бема, посвященный анализу творчества Достоевского. Как и предыдущие труды его о Достоевском, книга заслуживает исключительного внимания. На этот раз А.Л. Бем, применяя всё тот же метод формалистического анализа, вскрывает отразившееся на творчестве Достоевского влияние гётовского «Фауста». Влияние это можно проследить и в «Униженных и оскорбленных», и в «Преступлении и наказании», и в «Братьях Карамазовых», и в «Дневнике Писателя».
Но главное место в своем анализе А.Л. Бем отводит «Бесам», где нашла свое преломление
В раскрытии истинного смысла этой зависимости А.Л. Бем видит главную задачу своего исследования.
«Без этого, - пишет он, заканчивая свою работу, - трудно понять не только идею, но и художественную структуру двух величайших роанов Достоевского - его “Бесов” и “Братьев Карамазовых”».
Меч, 1937, №21, 6 июня, стр. 6. Подп.: Г.
Роман с Клио
Кажется, единственного из всех поэтов нашего зарубежья, Ант. Ладинского вдохновляет История. Книги его как бы сложились в раздумьи над историческими монографиями. В этом есть обещание крупных замыслов, возрождения монументального стиля, но... есть и опасность для поэта - впасть в стилизацию, в любование внешнею декоративностью исторических эпох. В произведениях Ладинского можно проследить эти оба уклона. Поэт стремится осмыслить судьбы России, невольно ища исторических аналогий, –
Я с горькой славой Рима Судьбу твою сравнил [473] ,но склонность к декоративности владеет его музой, и он не может отказаться от соблазна прикрасить даже нашу трагическую и неприглядную современность –
И белый, белый пароход, Какой рисуют на плакате, Торжественно в дыму плывет В большом трагическом закате [474] .473
А. Ладинский. «Элегия» (1933), Стихи о Европе (Париж, 1937), стр.11.
474
А. Ладинский, «Стихи о пароходе», Последние Новости, 1935, 25 августа, стр.4.
В этом году Ладинский выпустил две книги: сборник стихов «Стихи о Европе» (1932-35) и исторический роман из римской жизни «Пятнадцатый легион». Книги неравноценные. Поскольку стихи о гибнущей прекрасной Европе кажутся значительными по своей пронзительной грусти, постольку исторический роман воспринимаешь больше как комментарий к Ладинскому-поэту. Немалый труд взял на себя автор «Пятнадцатого легиона». Книга написана прекрасным стилистом, внимательным исследователем эпохи. Трудно себе представить, что такая книга могла быть написана в условиях жизни молодого эмигрантского автора. На нее потрачено много времени и много сил. Но это не жизнь и не история. От книги остается тронутое грустью очарование; картины, быстро сменяющиеся в ней, напоминают сонное видение. Для ценителей стихов Ладинского роман этот дает многое в понимании его поэзии, избравшей своей путеводительницей Клио. Интересно будет для них найти в нем и такие
«Из кальдариума (действие происходит в банях Каракаллы) доносились рулады какого-то певца, которому казалось, что в бане голос у него становился особенно нежным и мягким...»
и –:
Вода обильно льется в ванной – Источников и труб напор. А полочка - ледок стеклянный И кафели - сиянье гор. И даже голос неприличный Стал в ванной баритоном вдруг, А запах мыла земляничный – Как запах детских дней и рук [475] .475
А. Ладинский, «Утро», Современные Записки, 59 (1935), стр.198-199.
Сравнение не в пользу Ладинского-прозаика. Нельзя не сделать заключения: поэт и в прозе прекрасный стилист, но здесь стилизатор в нем заслоняет художника.
Меч, 1937, №25, 4 июля, стр. 6. Подп.: Г. Н-в. Ср. отзыв о книге Ладинского «Стихи о Европе» в статье А.Л. Бема «Письма о литературе. О парижских поэтах» в этом же номере газеты.
Скит поэтов
1
Вышел четвертый выпуск сборников Скита поэтов. В прошлом году Скит отпраздновал свое 15-летие, и выпуск этот первоначально предполагалось сделать «юбилейным», - отражающим все творческие этапы объединения. Жаль, что осуществлению мысли этой - чрезвычайно интересной - что-то помешало. Но и несмотря на то, что четвертый сборник вышел в ряду первых трех, - в том же размере и почти с теми же именами - в нем чувствуется нечто подводящее итог, нечто завершающее. Читая его, невольно оглядываешься назад, в раздумьи над путями Скита.
Располагает к этому и юбилейная дата.
2
Пражский Скит до сих пор жил своей самостоятельной жизнью. Он стоял в стороне от других зарубежных литературных группировок. Было ясно, что у него своя судьба, свой голос.
Что же выделяло его?
Среди эмигрантских поэтов, в большинстве унаследовавших традиции позднего акмеизма, - поэзии «про себя», поэзии «как бы без слов», сознательного опрощения, - скитники не пожелали прерывать линии преемственности в русской поэзии, ведущей от символизма через русский футуризм. Было ли это сознательно принятой «программой», или пришло вследствие того, что в Праге наши молодые поэты главное свое внимание обращали на советскую поэзию, увлекаясь Маяковским, а потом Пастернаком, - в конце концов это не важно. Важен сам по себе факт зависимости Скита от символической традиции в ее футуристическом продолжении.
Говоря о преемственности руского футуризма от символизма, я имею в виду уже доказанную теперь его формальную зависимость от урбанистических стихов Блока и от поэтики Белого. Фактически весь круг поэтики Маяковского мы находим уже у Белого. Белым были открыты и впервые применены как приемы: графическая композиция, т.е. графическое деление стихотворной строчки, следуя за интонацией речи; создание акцентного тонического стиха; перенесение в лирику сатиро-гротескной традиции; снижение образов; стремление от мелодического стиха к «говорному» и т.д. В одном лишь рознились уже первые стихи Маяковского: в них преобладающее значение получила метафора. Этим он был обязан родоначальнику русского футуризма - Хлебникову. Свой подход к метафоре, свое понимание ее роли дало окраску новому течению. Символизм как поэтическая школа был основан на принципе обращения в троп реальных образов, на их метафоризацию. Хлебников освободил метафору, дал ей полную автономию, реализуя троп, превращая его в поэтический факт.