Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1
Шрифт:
О всех вышедших книжках «Священной Лиры» А.Л. Бем высказался разом, в специальной статье 501 , присланной немедленно после появления Притч – последней стихотворной книжки Гомолицкого, выпущенной перед войной 502 . Вышли Притчи литографическим изданием особо, без марки «Священная Лира». Полагая, что это выдавало готовность поэта «перерасти» так и не оформившуюся «группу», Бем поспешил и последнюю новинку включить в свой обзор. Начал он свою статью с обвинения, брошенного эмигрантской поэзии в том, что та «робка в своих исканиях», изменяя тем самым духу формального экспериментаторства, внесенного в литературу символизмом, и в том, что курс на «простоту выражения» обернулся гонениями против содержания более сложного и глубокого, чем интимно-личные излияния. Статья приветствовала новое издательство и работу Гомолицкого как «выступление, идущее вразрез с господствующим течением». При этом она отмечала «перегиб» в сторону эксперимента в последних произведениях поэта, видя в них проявление и его личного кризиса, и общего кризиса эмигрантской поэзии. Основательно, лучше кого-нибудь другого знавший творчество Гомолицкого в целом, А.Л.Бем в этом развернутом и оказавшемся
501
501 А. Бем, «Письма о литературе. “Священная Лира”», Меч, 1938, 12 июня, стр. 6; Альфред Людвигович Бем. Письма о литературе (Praha: Euroslavica, 1996), стр. 321-324.
502
502 См. извещение о выходе «Притч»: «Книги, поступившие в редакцию», Меч, 1938, 12 июня, стр. 6.
Юрию Иваску, у которого «нет столь выраженных формальных исканий», Бем поставил в упрек «большую поэтическую восприимчивость, создающую впечатление разностильности от его творчества», но одобрительно отозвался о «безбоязненном вплетении тем современности» в его поэзию. По поводу «Строф» Чегринцевой (вышедших в апреле 1938) он вступил в полемику с Адамовичем, не сумевшим скрыть в своем отзыве раздражения из-за нарушения ею принятых в критике табу, и подчеркнул «особое место» ее в эмигрантской поэзии. Более спорным («на первый взгляд») он признал включение в серию «Священной Лиры» стихов Кондратьева и Клингера, у которых «никакого новаторства и искания нет». Но и оба они нарушают «хороший тон» современной поэзии: в отличие от разработки религиозной темы в книжке монахини Марии, у них «религиозное начало входит в поэтическую ткань стихов».
С появлением тройственного сборника «Священной Лиры» в сентябре 1937 г. совпал выход Антологии русской поэзии в Польше 503 . Гомолицкий выступил со статьей 504 , написанной в форме интервью с ним мнимого журналиста 505 , в которой рассказал об обстоятельствах работы над книгой. В статье было сообщено, что Гомолицкий «вчерне» давно уже готовил – «в ее исторической части» – такую антологию. Подразумевался при этом первый раздел книги, отведенный существовавшим в Варшаве русским литературным организациям – «Таверна поэтов» (1921-1925), «Литературное Содружество» (1929-1935) и, наконец, «Священная Лира». Остальные из представленных в книге 35 авторов сгруппированы были во втором разделе по месту проживания (Варшава, Вильно и др.). Такая композиция делала более заметной только что основанную Гомолицким «группу» и выводила ее участников из «регионального» контекста, определившего собой вторую часть сборника 506 . Статья поведала также о нежелании виленского «Содружества поэтов» принять участие в издании 507 . В конце своего «интервью» Гомолицкий рассказал и о другом осложнившем выпуск книги моменте:
503
503 Обе книги были анонсированы вместе (Меч, 1937, 28 августа, стр. 3) и вышли одновременно («Книги, поступившие в редакцию», Меч, 1937, 3 октября, стр. 6).
504
504 Н<иколаев>, «Антология русской поэзии», Меч, 1937, 5 сентября, стр. 7.
505
505 К подобным мистификациям прибегал в двадцатые годы К.Д. Бальмонт («Мстислав»).
506
506 Из своих сочинений Гомолицкий в Антологию включил главку 8 первоначального рукописного варианта поэмы «Сотом вечности» – кусок «Чтоб не была попалена...», который в сокращенный ее текст, только что напечатанный в сборнике Священная Лира, не вошел.
507
507 Отдельно вышел Сборник Виленского содружества поэтов (Вильно, 1937).
– Не обошлось при собирании материалов и без странностей. Два поэта прислали письмо с требованием не помещать их стихотворений в антологию. Это – В.С. Чихачев и С. Барт. Последний объяснил свой отказ «опасением» нарушить своими стихами «литературную однопланность» (?!) сборника. Видимо, оба автора считают ниже своего достоинства фигурировать в антологии русской поэзии в Польше.
Уведомление об отказе этих двух поэтов участвовать в Антологии было напечатано и в самой книге. Странной особенностью антологии было и то, что в ней не только не был упомянут Семен Витязевский, издатель Сборника русских поэтов в Польше (1930), но и вообще начисто выпал Острог и литературная группа «Четки». В новую концепцию истории литературы русского Зарубежья, складывавшуюся у Гомолицкого, они не вписывались 508 .
508
508 Этим можно объяснить и отсутствие в авторской библиографической справке Гомолицкого, помещенной в Антологии, указания на Дуновение (1932), которое было последним по времени явлением «острожского» периода творчества поэта.
П.М. Пильский, выразивший в рецензии восхищение представительностью Антологии 509 и высоким уровнем русской поэтической культуры в Польше, приветствовал новую группу «Священная Лира», попутно отозвавшись и на только что появившийся ее собственный сборник:
Значительные поэты объединились в «Священной Лире». Это, во-первых, Александр Кондратьев. Его мы знаем давно и хорошо. У него есть имя, есть настоящие литературные заслуги, исследование об Алексее Толстом, несколько стихотворных книг, и о последней из них «Славянские боги» я писал в «Сегодня» всего год тому назад. В этом же объединении «Священная Лира» состоит и Л. Гомолицкий, автор тоже многих стихотворных сборников, отмеченных
509
509 «Я удивился, да и кто мог предполагать, что сейчас в Польше живут, пишут, даже издают стихи 35 поэтов, – почти три дюжины. Еще удивительней: 14 из них выпустили свои сборники. Я подсчитал, – 31 книга!»
И в стихах Георгия Клингера прозвучали знакомые напевы, просияли знакомые образы, – проплывающие видения, мерцающая даль, колеблющаяся почва, полусны, Христос «в ветхих ризах», – «текут леса, встречая холод весен», «слияние немолчных голосов Между мирами в облачном пролете» 510 .
510
510 Петр Пильский, «Русские поэты в Польше. Новые книги: “Антология русской поэзии в Польше”. Изд. “Союза Русских Писателей и журналистов в Польше”. Варшава 1937. “Священная Лира”. 1937», Сегодня, 1937, 23 октября.
Эти два издания – Антология и Священная Лира – были не только первыми, но и последними коллективными книжными проектами, предпринятыми тогда Гомолицким. У него были планы дальнейших выпусков серии – он задумывал, после выхода «Строф» Чегринцевой, приглашение Ладинского и Мамченко 511 , предполагал издание куска «Домик в Коломне» из своей автобиографической поэмы и нового цикла стихов Клингера 512 . Планы эти не осуществились.
511
511 Письмо к Чегринцевой от 27 января 1938, «Вокруг “Скита”», Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1994 год, стр. 195.
512
512 Ср. извещение в «Литературной хронике», Меч, 1938, 4 сентября, стр. 6; письмо Гомолицкого к Бему от 20-30 августа 1938.
С января 1937 года статус Гомолицкого в Мече внешне укрепился: он стал значиться издателем газеты вместо тяжело заболевшего А. Домбровского, который прежде совмещал обязанности издателя и ответственного редактора. В реальности положение поэта, однако, осложнилось, поскольку фиксированный заработок был урезан и приходилось компенсировать утраченное газетной поденщиной. С 27 августа 1938 г., после смерти Домбровского, сохранявшаяся за ним во время болезни должность «ответственного редактора» перешла на время к Любови Белевич, но с 18 декабря (№ 50 за 1938 год) до самого конца газеты функции «издателя» и «редактора» были вновь объединены и переданы в руки Льва Гомолицкого. Несмотря на формальное упрочение статуса, между ним и товарищами по редакции возникала трещина. Им не нравились ни новая поэтика Гомолицкого, стихотворения которого должны были отпугивать читателей газеты, ни непрекращавшиеся нападки Гомолицкого на «Монпарнас». 6 июня 1938 В.В. Бранд писал А.Л. Бему:
Мне кажется, что сейчас уже нельзя говорить о парижанах как о чем-то целом, чем-то едином. Есть Иванов с его «Разложением атома», но есть Смоленский и Ладинский, но нет «Парижа», как это было раньше 513 . Очень печально я смотрю сейчас на Гомолицкого. Считаю его человеком безусловно одаренным, но его стихи последнего времени не понимаю и думаю, что их вообще понять нельзя, потому что и он сам их не понимает. Какая-то манерность, вычурность – зачем вдруг понадобилось, подражая кому-то (не помню, кто это начал), писать без знаков препинания. В его стихах всё непонятно, но нет очаровывающей тайны, нет волшебства слов, которое пленяет и заставляет читать еще и еще, вот как стихи Смоленского, Кнута и др. Стихи Гомолицкого слишком от ума и слишком рассчитаны на то, чтобы поразить и удивить. Возможно, что я их не понимаю по своему убожеству, может быть и так, но его стихи (теперешние) для меня не звучат 514 .
513
513 Это замечание метило против статьи Гомолицкого «Горестные заметы» в Мече, 1938, 3 апреля, стр. 6-7.
514
514 Liter'arn'i archiv Pam'atn'iku N'arodn'iho p'isemnictv'i (Прага). Архив А.Л. Бема.
Литературное одиночество Гомолицкого росло. Читателям всё труднее становилось выявить лирическую сердцевину его поэтических высказываний – казалось, будто ее подменила искусственно выработанная и надуманная, пусть и азартно пропагандируемая, общественно-поэтическая позиция. Недоумение вызывала ее противоречивость. С одной стороны, неприятие и осуждение всяческой стилизации, с другой – осознанная маскировка собственного «я» под XVIII век в борьбе с провозглашенным на «Монпарнасе» курсом на безыскусственность, «простоту», искренность «человеческого документа». С одной стороны, завороженность магией искусства, с другой – попытка приспособиться к литературно-политической линии группы, с которой глубоко аполитичный Гомолицкий был тесно связан с 1931 года. С одной стороны, самоуглубленность, внутренняя отрешенность от всего, лежащего вне литературы и искусства, с другой – пылкий общественный темперамент. С одной стороны, лидерский инстинкт, беспрецедентная среди сверстников деятельность по развертыванию коалиций в литературных войнах, с другой – усиливавшаяся изоляция. В немалой степени эти противоречия объяснялись жаждой творческого эксперимента и убежденностью в самоценности его.