Сочинения в 2 т. Том 2
Шрифт:
Какие события произошли на южных Курильских островах после отважного похода Хвостова и Давыдова в мае 1807 года? Возможно, что непрошеные японские гости снова тайком возвратились?
Помнилось Василию Михайловичу и путешествие в Японию поручика Лаксмана со штурманом Ловцовым в 1792 году. Они доставили на Мацмай на транспорте «Екатерина» экипаж японского торгового судна, потерпевшего аварию на скалах Алеутской гряды… Тогда вместо благодарности японское правительство заявило, что оно нисколько не интересуется судьбой спасенных моряков и что если русские снова придут в Японию, их будут держать здесь в вечной неволе.
Знал
Рейс «Дианы» имел, однако, самый мирный характер. Головнин решил ни в коем случае не вступать в споры или ссоры с японцами, даже если те опять осмелились селиться и промышлять на русских Курильских островах. Поглощенный большим и важным заданием — описью грозной и величественной гряды, — он думал только об успехе дела. Много знаменитых мореходов уже пытали счастья положить на карту все «Курильское ожерелье». Из-за туманов, штормов и грозных проливных течений ни Лаперузу, ни Гору, ни Сарычеву, ни Броутону, ни Крузенштерну полностью осуществить это не удалось. Карты Курил по-прежнему были путаны и противоречивы. Моряки «Дианы» должны были дать окончательное, точное положение всей цепи островов.
Что касается самой Японии, о ней еще ходили досужие вымыслы иноземных торговцев и миссионеров. Для европейских кораблей был открыт только один порт — Нагасаки: иностранные корабли могли посещать его только с предварительного разрешения японских правительственных чиновников.
— Я хотел бы увидеть эту страну, — говорил Рикорд, пристально всматриваясь в южную сторону океана. — Не странно ли, право, что в течение стольких лет она сокрыта от взоров наших ученых и моряков? Возможно, что Нагасаки — только показной город, а в центре, в глубине страны, все выглядит по-иному, богаче или беднее, чем в Нагасаки, и, возможно, немало удивительных пришлось бы наблюдать обычаев и законов, ремесел, картинок быта, искусств…
— Все это соблазнительно, конечно, — соглашался Головнин, — однако у нас другое задание, Петр, и к тому же Япония еще далеко, и смотри-ка внимательнее, брат, — вон впереди опять клокочет течение.
Этот рейс нисколько не был похож на недавний поход в южных широтах. Тогда при первой возможности шлюп одевался всеми своими парусами, и радостно было считать пройденные мили, и приятно отмечать на карте оставленные за кормой, возможно, враждебные, грозившие погоней острова.
Теперь «Диана» медленно блуждала меж рифов и скал, в проливах, похожих на ущелья, боролась с могучими, изменчивыми течениями, с холодными шквалами, внезапно налетавшими с Охотского моря, или долгими часами осторожно кралась в тумане, где поминутно грозила опасность разбиться на камнях.
Один за другим в четких очертаниях острова ложились на карту: Расева, Ушисир, Кетой, Синсиру, два Чирпоя, Мекантор, западная сторона Урупа…
Какой-то неизвестный остров вырисовался из тумана юго-западнее Урупа, отделенный от другого, еще более южного, широким проливом. Головнин справился по карте Броутона, однако ответа не получил: Броутон не был уверен, пролив это или залив. «Диана» приближалась к берегу, и вскоре там, где два острова как будто разъединялись, капитан увидел на низкой перемычке какие-то строения… Значит, здесь не было пролива: перешеек соединял северную оконечность острова
— Возьмите с собой четверых вооруженных матросов. Оружие — на всякий случай. При встрече избегайте малейшей грубости. Расспросите у курильцев об острове по возможности подробно.
Словно из-под руки у Головнина неслышно, неожиданно появился мичман Мур. После побега из Капштадта он всячески старался заслужить одобрение своего начальства, даже прислужничал и лебезил, и капитан уже собирался было списать его со шлюпа в Петропавловске, но Мур показался таким растерянным и жалким, так слезно стал упрашивать и умолять, что капитан переменил решение, сказав:
— Служить, но не прислужничать. Поняли? Я постараюсь проверить вас на серьезных заданиях.
Мур поговаривал иногда, будто он с нетерпением ждет этих серьезных заданий. Теперь он стоял перед Головниным заметно взволнованный, с дрожащими тонкими губами, с тем неуловимо переменчивым обликом лица, какой бывает у некоторых людей, когда они одновременно и отваживаются, и боятся, и стремятся скрыть это от постороннего взгляда.
— Посмею обратиться, господин флота капитан… и просить вашего разрешения отправиться вместе со штурманским помощником Новицким в разведку.
— А что же? Пожалуй… — согласился Головнин. — Особенно не опасайтесь: во-первых, курильцы — наши друзья. Во-вторых, в случае неожиданностей — мы наготове.
Шлюпка отвалила от борта «Дианы» и быстро понеслась к поселку. Там, на низком берегу, засуетились люди. Они сдвинули на воду большую байдару, в которой разместился целый отряд, и байдара пошла наперерез шлюпке.
— Что это, приветливая встреча, — в раздумье заметил Рикорд, — Или опасность?
Спустить еще одну шлюпку! — приказал Головнин, — Мичман Якушкин, вы отправляетесь со мной. С нами — четыре вооруженных гребца.
— Разрешите мне… — отозвался Рикорд.
— Нет. Вы замещаете на шлюпе командира.
Берег, казавшийся близким, по мере движения шлюпки как будто все время отдалялся. Оглянувшись на корабль, Головнин мысленно поблагодарил Рикорда — «Диана» выбрала якорь и осторожно следовала в глубь залива.
Но куда же делись Мур, Новицкий и четыре матроса? Их шлюпка лежала за полоской слабого прибоя, на каменной осыпи, а мичмана и его спутников на берегу не было. «Возможно, их пригласили в один из шалашей? — подумал Головнин. — Это означало бы радушие и гостеприимство».
Он направил шлюпку в узенькую бухточку и первым ступил на звонкий, осыпающийся гравий берега. Поднимаясь по зыбкой гальке на малый взгорок, он понял, почему издали не приметил своих посыльных: они спустились за вал гравия, нагроможденного прибоем.
В лощинке, за валом, он увидел всю посланную группу. Штурманский помощник Новицкий и четыре матроса стояли на плоском выступе каменной плиты, держа оружие под руками и, видимо, стараясь скрыть свою готовность к бою. Один из матросов курил, Новицкий беспечно улыбался, но, весь поглощенный происходящим, даже не расслышал, как скрипел и позванивал гравий под ногами Головнина.