Сочинения в двух томах
Шрифт:
Во время оно свыше второе рождены бываем чистою девою, зачавшею и вместившею оного, кто есть только один и один святой. «Се раба господня». «Господи, во чреве зачал, и поболел, и родил дух спасения твоего». «Слово плотью было и все ли лося в нас».
Разумей же мне и памятуй отныне, богословское создание человека оного. «Создал бог человека».
В горней республике все новое: новые люди, новая тварь, новое творение — не так, как у нас под солнцем, все ветошь ветошей и суета сует. «Все дела его в вере». В творениях рукой твоею поучался». «Творящий ангелов своими духами». «Сотворю, и кто отвратит?»
Слушай же! Да напишется сие перстом божиим на сердце! Сотворение человека есть то второе рождение.
504
Цитерия (Цитера, Кпферея) — культовое прозвище Афродиты — богини красоты и любви. — 47.
Когда же бывает прямое сотворение человеку? Тогда, когда второе рождение. Не дивись сей славе и сему слову: Подобает вам родиться свыше».
Бренный кумир ограничен, заключаем теснотою. Духовный же человек есть свободен. В высоту, в глубину, в широту летает беспредельно. Не мешают ему ни горы, ни реки, ни моря, ни пустыни. Провидит отдаленное, прозирает сокровенное, заглядывает в преждебывшее, проникает в будущее, шествует по лицу океана, входит дверьми запертыми. Очи его голубиные, орлие крылья, оленья проворность, львиная дерзость, горлицына верность, пеларгова благодарность, ягненково незлобие, быстрота соколья, журавляя бодрость. Тело его — адамант, смарагд, сапфир, яшма, фарсис, кристалл и анфракс. Над главою его летает седмица божиих птиц: дух вкуса, дух веры, дух надежды, дух милосердия, дух совета, дух прозрения, дух чистосердия. Голос его — голос грома. Нечаянный, как молния и как шумящий бурный дух. «Где хочет, дышит».
Господи! Сей ли есть человек оный, какого ты помнишь, поставив его над делами рук твоих? Люба тебе память пра- ведиика сего. Мило поминать его при жене Лотовой. Хочешь положить и на наше сердце имя и память его. Сего ради низвел ты его пред очи наши, одетого в болвапеющую кожу нашу, да прославишь у нас и сына и того же брата твоего, ниспосланного на спасение наше. Но мы не угадали и вместо него самого разделили себе ризы его по моде Пентефриевой жены [505] . А мода сия оттуда, что содомляне одно осязают осязаемое, лишены Нсааковой догадливости, обоняющей от сына своего ризы благоухание Лотово. Сею модою мы прельщены: ни Лота, ни жены его не узнали. Сего ради сия бесплодная прямо неплодящей нам была, когда мы со Исавом на содомском поле охотою забавлялись, не на горах с Иаковом, забыв совет пророка Наума: «Не касайся охоты». Слушай, о град крови: не касайся охоты. «Видел и се муж один». «Вознесется великолепие его превыше небес». «Помышления сердца его в род и род».
505
Имеется в виду библейский рассказ о том, как жена царедворца Потифара пыталась соблазнить Иосифа и, отобрав у него одежду, оклеветала его перед своим мужем (Ветхий завет. Бытие, гл. 39). — 48.
Вот тебе второе рождение и прямое сотворение! «Дух святой сойдет на тебя…», сиречь неосязаемый, второй, новый, вечный, словом, скажи: «Последний Адам в дух животворящий».
Когда «все дела его в вере», тогда и человек, богом сотворенный, есть неосязаемый. Дух духа творит. «Рожденное от духа дух есть». Слепота содомская свое, рожденное от плоти, осязает, в даль не простираясь, но исааковская вера, осязая сыновнюю ризу, обличает невидимое сверх осязаемого и при
Разумеешь ли ныне сие: «Призовет с востока птцду»? Или сие соломоновское: «Око, ругающееся отцу и досаждающее матерней старости, да выклюют вороны и орлии птенцы». «Как орел, покрыл гнездо свое и на птенцов своих вожделел».
Сей горний орел перерождает нас, творя из плоти духов своих, из несущих — сущими, из скотов и зверей — человеками; зародившись в болване пашем, как в орехе и колосс зерно, а в ягоде виноградной сот сладкого муста. «Закон твой посреди чрева моего». «Посреди вас стоит, его же не знаете». «Се дева во чреве приемлет».
Не из стороны он приходит и не из плотских сплачивается сетей вечный, цельный, но в нашей же плоти, будто светозарная искра в кремешке утаиваясь, напоследок во время свое, как крын из нивы и как в безводной пустыне источник, является. Его точно преобразует оный райский родник: «Источник изошел и напоил всех».
II в сию точно цель пускает Исайя стрелу следующую: «Кости твои утучнеют и будут, как сад напоенный и как источник, в котором не оскудеет вода…» «Кости твои прозябнут, как трава, и разботеют, и наследят роды родов. И созиждутся пустыни твои вечными, и будут основания твои вечные родом родов. И прозовешься создателем оград, и пути твои посреди упокоишь».
Задивилась, услышав о сей воде, самарянка. Просит ее от учителя, возжелав ее с оленем Давидом. «Кто меня напоит водою?» Не содомскою, но из вертепа вифлеемского, из росы, высот и красот Иосифовых, от гор Аермон- ских, сходящей на бороду Аарона и на все отребы плотские, да сбудется во благое: «Реки из чрева его потекут».
При сем человеке исчезает в нас слепота и насморк, а нос ей — обоняние и догадливое оное Исаака чувство, могущее обонять Лотово кадило, делается высоким, как соломоновская пирамида, просто скажу, Библия, которой он, как родственнице своей, говорит: «Войди в сад мой, сестра моя, невеста»; «Кто сей скрывающий от меня совет, содержащий же слова в сердце? Меня ли мнит утаиться?»
Сей муж, зачатый от тебя, чистой девы, без мужа рожден же, а не сотворен от бога без матери — дух от духа, свет от света, оставляет вас, родителей своих, и прилепляется к жене своей, сей сущий Лот вскричал от радости: «Се ныне плоть от плоти моей, и, будто вино в чашу изливается, да будут оба в одно». «Отвори мне, сестра моя». «Врата сии затворенные будут и, кроме него, ни для кого, кто смертные суть, не отворятся».
Вот кто открывает нам путь в горнее. «Знаю человека, прошедшего небеса».
Он не только на неприступные прямо верхи гор Кавказских, но на небо, даже до Сатурна и в самое солнце восходит и нисходит. Не думай: «Как сей говорит, как с небес сошел?» «Не ропщите между собой». «Я дверь».
«Поминайте жену Лотову!»
А когда прекрасное сие дитя еврейское задушится или потопом змииных блевотин, или злобою иродскою, тогда не только Рахиль и Иудифь остаются вдовами, но и все дочери иерусалимские рыдают, лишены жениха и брачных одеяний. Не думай, будто плач Иеремиин смотрит на нижний град, а не на вышний, библийный, на мать нашу. «Да плачу день и ночь». «Как отнялася от дочери сионской вся красота ее». «Любодействуют все». Тогда-то прекрасная сия невеста тоскует, мечется, бегает, ищет его: «Взыскал его и не обрел его». Напали-де на меня содомляне, тень осязающие, били меня, поязвили меня; довольны негодяи сии негодные тем одним, что содрали с меня одежду, разделили ризы мои между собою, но не обоняли из риз моих сладости и желания моего, крына моего, благоуханного мира жениха моего Лота!