Сочинения

де Бальзак Оноре

– А одета она куда лучше супруги нашего префекта!

– Если б вы побывали у нее дома, – сказал Бисиу, – вы увидели бы, что у нее есть горничная, кухарка и лакей; она занимает роскошную квартиру на улице Сен-Жорж; словом, соразмерно нынешним французским состояниям, которые меньше прежних, она – как бы тень оперной дивы восемнадцатого века. Карабина – это сила; в настоящее время она властвует над дю Тийе, банкиром, пользующимся большим влиянием в палате…

– А что находится над этими двумя ступенями балета? – полюбопытствовал Газональ.

– Смотри! – ответил Леон, указывая на изящную коляску, свернувшую на бульвар с улицы Гранж-Бательер. –

Вот одна из прима-балерин, ее имя на афише привлекает весь Париж; ее оклад – шестьдесят тысяч франков в год, она живет, как принцесса. Стоимости всей твоей фабрики не хватило бы, чтобы купить право в течение месяца желать ей доброго утра в ее спальне.

– Ну нет, уж лучше я буду сам себе желать доброго утра: это дешевле выйдет!

– Заметили вы, – обратился к южанину Бисиу, – красивого молодого человека, сидящего против нее в коляске? Это виконт, носитель славного имени, – ее приближенный: его стараниями газеты печатают хвалебные отзывы о ней, по утрам он является к директору Оперы с объявлением войны или мира, и он же заботится об аплодисментах, которые гремят в зале, когда она появляется на сцене или уходит за кулисы.

– Ну, господа, господа, этим вы меня просто сразили: я и понятия не имел, что такое Париж!

– Что ж! – отозвался Бисиу. – Зато теперь вы будете знать, что можно увидеть за десять минут в проезде Оперы. Смотрите-ка!..

В эту минуту в проезде появились двое: мужчина и женщина. Женщина была ни хороша, ни дурна собой; по цвету и покрою ее одежды в ней сразу можно было узнать актрису. Мужчина походил на певчего.

– Вот, – пояснил Бисиу, – баритональный бас и еще одна прима-балерина. Бас – человек огромного таланта, но так как в оперных партитурах басовые партии обычно занимают незначительное место, он едва зарабатывает столько, сколько получает танцовщица. Танцовщица эта прославилась еще до появления Тальони и Эльслер; она сохранила в нашем балете характерный танец и выразительную мимику, – и если бы ее знаменитые соперницы не раскрыли в танце неведомую дотоле поэзию, она бы считалась звездой первой величины. Сейчас она – на втором месте, но все же загребает свои тридцать тысяч франков, ее преданным другом состоит один из пэров Франции, очень влиятельный в палате. А вот и танцовщица третьего разряда; она существует лишь благодаря поддержке всемогущей газеты. Вздумай дирекция не возобновить с нею контракт – и министерство нажило бы себе еще одного врага. Кордебалет – большая сила в Опере: поэтому в высших кругах денди и политических деятелей считается гораздо более хорошим тоном иметь связь с танцовщицей, нежели с певицей. В первых рядах партера, где сидят завсегдатаи оперы, слова: «Сударь, вы, видно, предпочитаете пение?» – звучат насмешкой.

С ними поравнялся человек небольшого роста, заурядной наружности, просто одетый.

– А вот наконец и другая половина оперных сборов – тенор. В наши дни – ни поэма, ни музыка, ни спектакль немыслимы без знаменитого тенора, который виртуозно выводит верхние ноты. Тенор – это любовь, это голос, волнующий душу, хватающий за сердце; немудрено, что оклад тенора куда внушительнее министерского. Сто тысяч франков за глотку, сто тысяч франков за лодыжки – вот два финансовых бича Оперы.

– Я просто одурел при виде всех этих сотен тысяч франков, запросто прогуливающихся здесь, – проговорил Газональ.

– Ты еще не то увидишь, дорогой кузен. Следуй только за нами… Мы возьмемся за Париж, как музыкант

за виолончель, и покажем тебе, как играют на этом инструменте, словом – как развлекаются в Париже.

– Это какой-то калейдоскоп окружностью в семь лье! – воскликнул Газональ.

– Прежде чем водить господина Газоналя по Парижу, мне нужно еще забежать к Гайару, – сказал Бисиу.

– А знаешь что? Гайар может быть полезен в деле кузена!

– Это еще что за механизм? – спросил Газональ.

– Это не механизм, а механик. Гайар – один из наших друзей, который в конце концов стал издателем газеты; его характеру, как и его кассе, свойственны колебания, подобные морскому приливу и отливу. Гайар может помочь тебе выиграть процесс…

– Он уже проигран…

– В таком случае, сейчас самое время выиграть его, – вставил Бисиу.

Когда трое приятелей пришли к Теодору Гайару, проживавшему в те годы на улице Менар, лакей попросил их подождать в будуаре, объяснив, что хозяин занят важным деловым разговором.

– С кем? – спросил Бисиу.

– С человеком, который продает ему способ арестовать неуловимого должника, – ответила, входя в комнату, красивая женщина в восхитительном утреннем наряде.

– В таком случае, милая Сюзанна, – сказал Бисиу, – мы-то можем пройти к нему.

– Ах! До чего хороша! – воскликнул Газональ.

– Это госпожа Гайар, – шепнул ему Леон де Лора. – Дорогой кузен, перед тобой – самая скромная женщина во всем Париже: ее благосклонностью пользовались многие, ныне она довольствуется одним мужем.

– Что угодно их высочествам? – шутливо вопросил, подражая Фредерику Леметру, издатель при виде двух своих приятелей.

Теодор Гайар в свое время отличался умом, но, постоянно вращаясь в одной и той же среде, кончил тем, что поглупел – явление морального порядка, весьма распространенное в Париже. В ту пору любимым его развлечением было уснащать свою речь заимствованными из модных пьес словечками, которые он произносил на манер знаменитых актеров.

– Мы пришли поболтать, – ответил Леон.

– Вы неиспрр…авимы, молодой человек! (Одри в «Жонглерах».)

– …Словом, теперь-то уж он наверняка в наших руках! – сказал собеседник Гайара, заканчивая разговор.

– Так ли уж наверняка, папаша Фроманто? – усомнился Гайар. – Уже одиннадцать раз, как вечером он бывал в наших руках, а утром вы его снова упускали.

– Что поделаешь! Я в жизни своей еще не встречал такого непоседливого должника. Он совсем как паровоз: заснет в Париже, а проснется в департаменте Сены и Уазы! Ни дать ни взять – замок с секретом!– Уловив на лице Гайара усмешку, он добавил: – Так говорят в нашем деле: сцапатьчеловека, застукатьего – значит арестовать. В сыскной полиции выражаются несколько иначе. Видок говаривал своим клиентам: «Тебе уже подано». Куда смешнее – ведь речь шла о гильотине.

Газональ, которого Бисиу подтолкнул локтем, навострил уши и был весь внимание.

– Сударь, вы подмажете? – спросил Фроманто со сдержанной угрозой в голосе.

– Все дело в пятидесяти сантимах (Одри в «Жонглерах»), – отозвался издатель, доставая пятифранковую монету и вручая ее Фроманто.

– А для пройдох? – спросил тот.

– Каких пройдох? – удивился Гайар.

– Тех, чьими услугами я пользуюсь, – бесстрастно пояснил Фроманто.