Сочинения
Шрифт:
Или, скорее, то, чего он предлагает нам достичь, - это не то, что может быть объектом познания, а то (разве он не говорит нам об этом?), что создает наше бытие и о чем он учит нас, что мы свидетельствуем о нем в той же и большей степени в наших прихотях, наших отклонениях, наших фобиях и фетишах, что и в наших более или менее цивилизованных личностях
Безумие, ты больше не объект двусмысленных похвал, которыми мудрец украсил неприступную нору своего страха; и если в конце концов он чувствует себя там вполне уютно, то лишь потому, что верховный агент, вечно роющий туннели, - не кто иной, как разум,
Как же вы себе представляете, что ученый с таким малым талантом к "обязательствам", которые требовали от него в его эпоху (как и во все века), такой ученый, как Эразм, занял такое выдающееся место в революции Реформации, в которой человек имеет столько же доли в каждом человеке, сколько и во всех людях?
Ответ заключается в том, что малейшее изменение в отношениях между человеком и означающим, в данном случае в процедурах экзегезы, меняет весь ход истории, изменяя опоры, на которых держится его бытие.
Именно в этом фрейдизм, как бы неправильно его ни понимали и какими бы запутанными ни были его последствия, для каждого, кто способен воспринять изменения, которые мы пережили в своей собственной жизни, представляется основой неосязаемой, но радикальной революции. Нет смысла собирать свидетелей того факта: все, что касается не только гуманитарных наук, но и судьбы человека, политики, метафизики, литературы, искусства, рекламы, пропаганды, а через них даже экономики, - все было затронуто.
Является ли все это не более чем диссонансными эффектами огромной истины, к которой Фрейд проложил нам четкий путь? Однако следует сказать, что любая техника, которая основывает свои притязания на простой психологической категоризации своего объекта, не следует по этому пути, и именно таков психоанализ сегодня, за исключением тех случаев, когда мы возвращаемся к фрейдовскому открытию.
Более того, вульгарность концепций, с помощью которых он рекомендует себя нам, вышивка псевдофрейдизма (frofreudisme), которая уже не является ничем иным, как декорацией, а также дурная слава, в которой он, похоже, процветает, свидетельствуют о его фундаментальном предательстве своего основателя.
Своим открытием Фрейд ввел в круг науки границу между объектом и бытием, которая, казалось, обозначала ее внешний предел.
То, что это симптом и прелюдия к пересмотру положения человека в экзистенции, как это предполагалось до сих пор всеми нашими постулатами знания, - не довольствуйтесь, умоляю вас, списанием этого на очередной случай хайдеггерианства, даже с приставкой "нео", который ничего не добавляет к тому мусорному стилю, в котором сейчас, используя свой готовый ментальный джетам, человек отмазывается от всякой настоящей мысли.
Когда я говорю о Хайдеггере, или, скорее, когда я его перевожу, я, по крайней мере, делаю усилие, чтобы оставить речи, которую он нам предлагает, ее суверенное значение.
Если я говорю о бытии и букве, если я различаю Другого и Иного, то только потому, что Фрейд показывает мне, что это термины, к которым следует отнести эффекты сопротивления и переноса, против которых за двадцать лет, что я занимаюсь тем, что мы все вслед за ним называем невозможной практикой психоанализа, я вел неравный бой. И еще потому, что я должен помочь другим не сбиться
Это нужно для того, чтобы поле, наследниками которого они являются, не стало бесплодным, и для того, чтобы было понятно, что если симптом - это метафора, то говорить об этом не метафора, так же как и говорить, что желание человека - это метонимия. Ибо симптом - это метафора, нравится это кому-то или нет, так же как желание - это метонимия, какой бы забавной ни казалась людям эта идея.
Наконец, если я хочу вызвать ваше возмущение тем, что после стольких веков религиозного лицемерия и философской бравады до сих пор не удалось толком сформулировать, что связывает метафору с вопросом бытия и метонимию с его отсутствием, то должен быть объект, который ответит на это возмущение и как его зачинщик, и как его жертва: этот объект - гуманистический человек и безнадежно подтвержденный кредит, который он нарисовал над своими намерениями.
14-26 мая 1957 г.
6
К вопросу о возможном лечении психоза
Hoc quod triginta tres per annos in ipso loco studui,
et Sanctae Annae Genio loci, et dilectae
juventuti, quae eo me sectata est, diligenter dedico
Фрейд
1. Полвека применения фрейдизма к психозу оставляет его проблему все еще не переосмысленной, иными словами, в status quo ante.
Можно сказать, что до Фрейда обсуждение психоза не отделялось от теоретического фона, который представлялся как психология, но который был лишь "лаицизированным" остатком того, что мы назовем длинной метафизической связкой науки в Школе (с большой буквы "Ш", которую она заслуживает).
И если наша наука, касающаяся физиса, в ее все более чистой математизации, сохраняет от этого приготовления не более чем запах, настолько тонкий, что можно с полным правом задаться вопросом, не было ли произведено замещение человека, то этого нельзя сказать об антифизисе (то есть живом аппарате, который, как надеются, способен измерить упомянутый физис), чей запах горелого жира без малейших сомнений выдает вековую практику приготовления мозгов в этой кухне
Таким образом, теория абстракции, необходимая для учета знания, закрепилась в абстрактной теории способностей субъекта, которую самые радикальные сенсуалистические ходатайства не смогли сделать более функциональной в отношении субъективных эффектов.
Постоянно возобновляемые попытки скорректировать его результаты с помощью разнообразных противовесов аффекта обречены на провал, если не задаваться вопросом, действительно ли это тот же самый предмет, который подвергается воздействию.
2. Это тот вопрос, которого учат на школьной скамье (с маленькой буквы "с"), чтобы избежать раз и навсегда: ведь даже если признать чередование идентичности перципиентов, его функция в конституировании единства перцепции не обсуждается. Разнообразие структуры perceptum затрагивает в percipiens только разнообразие регистра, в конечном счете, разнообразие сенсориумов. По закону, это разнообразие всегда преодолимо, если percipiens способен воспринимать реальность.