Сочинитель убийств. Авторский сборник
Шрифт:
— Но мне не нравится, что ты, кажется, сдаешься без боя, — ответил Джек, переминаясь с ноги на ногу в своих «луноходах». Роберт промолчал. Сдается? Он чувствовал себя хрупким, словно маленькая стеклянная коробочка. «А что я могу сделать? — думал он. — Ничего».
— В других обстоятельствах можно что–то предпринять, — проговорил он, — но тут я не вижу выхода. — Голос его нервически дрогнул, и внезапно он вспомнил Дженни. Это он виноват, что она покончила жизнь самоубийством. Она любила его, а он так все запутал, что она наложила на себя руки.
Джек похлопал его по плечу. Роберт сидел, опустив голову,
Когда Роберт поел, в голове у него немного прояснилось. До завтрашнего вечера, когда зубной врач даст заключение, Грег обладает свободой действий, имея как бы carte blanche, а если врач, предположим, заявит, что утопленник — не Уинкуп, тогда полиции придется серьезнее взяться за поиски. Иначе говоря, в распоряжении Грега только сегодняшняя ночь. Ну а что, если, по иронии судьбы, подумал Роберт, зубной врач опознает в этом утопленнике Уинкупа и узнает коренные зубы в его верхней челюсти? Вот тогда Роберту придется смеяться над самим собой!
— По–моему, вам получше, — сказал доктор Нотт. — Я вижу по вашему лицу.
— Гораздо лучше, спасибо, доктор. Вряд ли мне стоит обременять вас собой, но за приглашение спасибо, большое спасибо.
— Почему не стоит? Оставаться на ночь в таком уединенном месте вам нельзя. Соседи у вас — странная публика. Может, вы предпочитаете переночевать у мистера Нилсона? Он приглашал к себе.
Роберт покачал головой.
— Нет, я никуда не хочу. Чует мое сердце, сегодня ночью я снова притяну к себе пулю. Так зачем же подвергать риску кого–то еще? Самым лучшим пристанищем для меня была бы больница или тюрьма. Тюрьма безопаснее, там стены толще.
— Ха, — засмеялся доктор, но улыбка его померкла. — Вы в самом деле считаете, что Уинкуп или кто там этим занимается, посмеет снова открыть по вас стрельбу?
Доктор с его круглой, склоненной набок головой вдруг показался Роберту олицетворением цивилизованного, основанного на логике, разумного и мирного образа жизни. Он явно никогда не имел дела ни со стрельбой, ни с такими людьми, как Грег.
Роберт улыбнулся.
— А чего ему бояться? Я и не подумаю звонить в полицию и просить: пришлите на ночь охрану! Да и сомневаюсь, что охрана мне поможет.
Доктор Нотт посмотрел на пол, на их пустые тарелки и перевел взгляд на Роберта.
— Во всяком случае, вам ни к чему оставаться здесь, где Уинкуп вас сразу найдет. Риттерсвиль отсюда милях в семнадцати. Поедете на своей машине. У меня большой гараж — две машины вполне поместятся. Мы расположимся на втором этаже. В первом этаже у меня только кухня и гостиная, — он улыбнулся, снова обретая уверенность — Я уж не говорю, что и на парадной, и на задней двери у меня отличные замки. Мой дом из самых старых здесь, когда–то такие дома называли пасторскими. Построен в 1887 году. Мне он достался в наследство от отца.
— Вы очень добры, — сказал Роберт, — но ехать к вам мне не следует. Возможно, я здесь и не останусь. Пока и сам не знаю, останусь или нет, но я не хочу быть там, где есть кто–то еще.
— Вы, вероятно,
Роберт молчал, стараясь придумать какие–нибудь веские возражения, ему не хотелось просто твердить «нет!».
— Не следует ли вам позвонить вашей матери? Скоро десять.
Роберт набрал номер.
Мать ждала его звонка. Она опять принялась звать его в Нью–Мексико и спрашивала, когда он сможет выехать. Роберт объяснил, что из–за зубного врача в субботу уехать не может, врач должен опознать труп — тот, который, по мнению полиции, и есть труп Уинкупа.
— Нет, мама, я этого не думаю, но они должны удостовериться. Это же полицейское следствие, мама Речь идет о преступлении.
Почему–то, когда он объяснял матери насчет преступления ему стало гораздо спокойней, ведь она ни на секунду не допускала мысли, что он — убийца, она больше всех верила в его невиновность, больше, чем Джек, чем доктор, больше, чем он сам. Он держал трубку у левого уха правой рукой.
— Хорошо, мама, я позвоню тебе завтра, а еще лучше, в воскресенье днем до двенадцати. Привет Филу… До свидания мама.
— Как вы поедете в Нью–Мексико? — поинтересовался доктор.
— Я хотел поехать на машине, — автоматически ответил Роберт, а сам подумал о газетах, которые мать прочтет сегодня, если уже не прочла В них, конечно, упомянуты враждебные суждения о нем жителей Лэнгли — его соседей изложена вся история самоубийства Дженни, рассказано о стрельбе, о подглядывании, обо всем, и все сосредоточено на одном — на трупе, на трупе в риттерсвильском морге. У Роберта опять слегка закружилась голова — Я уверен, что в воскресенье уже вполне смогу вести машину. А нет, так оставлю ее здесь.
— Гм, что ж, может быть, если до воскресенья вы не будете усердствовать, — сказал доктор, наблюдая за ним. — Сядьте–ка мистер Форестер.
Роберт сел.
— Ваша мать живет в Нью–Мексико? — доктор принес из ванной зубную щетку и бритву Роберта.
— Нет, в Чикаго, но недалеко от Альбукерка у них с отчимом дача. Нечто вроде маленького ранчо. Там живут постоянно муж с женой присматривают за домом, когда моих нет, — Роберту снова захотелось лечь.
— Наверно, там очень хорошо. Думаю, вам было бы весьма полезно поехать туда ненадолго. Примите, пожалуйста — доктор протянул ему раскрытую ладонь.
— Что это?
— Дексамил. Поддержит вас, пока мы доберемся до Риттерсвиля. А потом будете отдыхать.
Через несколько минут Роберт вместе с доктором вышел из дома сел в свой автомобиль и поехал за доктором в Риттерсвиль.
Дом, к которому свернул доктор, и верно, был настоящим старинным особняком. Казалось, он сложен из белоснежных меренг, а оба этажа украшали выпуклые окна–фонари Они блестели на солнце, как будто их только что вымыли. Посреди недавно подстриженной лужайки тихо покачивала ветвями громадная плакучая ива. Благодаря иве и кустам гортензий дом доктора имел более уютный южный вид чем другие дома на этой улице. Роберт завел машину в свободную половину гаража в конце подъездной дорожки.