Сочиняя себя. Часть первая
Шрифт:
По поводу бывшего мужа, отца Сью, меня всё еще мучали фантомные боли. И внутренние диалоги с ним все еще имели место. В последний сеанс у Милдред она сняла с меня это мучительное бремя быть верной женой, уже не будучи в отношениях. Она не давала советов и прямых инструкций, но дала понять, что я свободна и имею право выстраивать новую жизнь. И, видимо, мне требовалось это разрешение.
С Лорейн мы по-прежнему после работы в выходные могли заскочить в местный клуб, потрещать, посмеяться, опрокинуть стаканчик.
Любая грамотная терапия не рекомендательна. Не нацелена на быстрый зримый результат. Как цветение розы весной, так и осмысление – это процесс неспешный, естественный и планомерный.
Спустя пару месяцев после
Мы сидели с Лорейн за стойкой местного бара. А я напомню, что Лорейн очаровательна и весела. И к нам приблизились две мужские фигуры. Представились некими логистами из транспортной компании, сказав, что прибыли в наш город по долгу службы, да решили скоротать вечерок в приятной компании. Лорейн, имея талант закоммуницировать даже с камнем быстро погрузила нашу компанию в атмосферу доверия и легкой праздности. Я на тот момент имела прочный статус ученика и ассистента в таких тонких вопросах. Поэтому старалась не встревать, дабы не разрушить звенящую поэзию наклевывающегося командировочного романа. Наблюдала. Получала удовольствие от невыносимой легкости бытия.
Мой первый брак изрядно подпортило мое впечатление о мужской братии. И я имела обыкновение упражняться в остроумии, находясь в мужской компании. Как метко выразился однажды один мой приятель «неустанно мерялась с ними письками». Что было не далеко от истины. Поэтому пока мы общались в баре – все было гомерично весело. За словом в карман я никогда не лезла, и это мое свойство на первых парах многих завораживало и приковывало. Я была все еще дамой курпускулентной, поэтому, не сговариваясь, силы распределились так: Лорейн больше общалась с молодым симпатичным стажером, мне же был уготован зрелый лысеющий дядька, явно обремененный семейными обязательствами. Всё из эпитетов ему приписанных мне претило как вместе, так и по отдельности. Но навык брать для себя все самое лучшее еще не забрезжил даже на горизонте моей жизни, поэтому признав в такой расстановке сил долю справедливости я смирилась с таким сценарием общения.
Слово за слово, наши кавалеры предложили продолжить разговор в их номере. Я была на тот момент свободной взрослой девочкой и не было причин отказывать. Как я поняла позже была только одна очень веская причина отказаться – парни были не огонь. Любящей себя женщине этого вполне достаточно, чтобы отказаться от дальнейшей дегустации. Но это были мои университеты. И вот мы уже хохочем в их номере. Забыла сказать, что помимо решительности присущей мне с рождения я была еще по-детски наивна и ранима.
Разговоры затянулись. Молодой стажер засобирался в свой номер. Лорейн, почувствовав себя третьей лишней ушла домой. Я осталась наедине с несимпатичным мне собеседником. Не буду мучать долго вас подробностями. Не трудно догадаться, что оставшись наедине со мной, мужчина начал форсировать события. Каково было его разочарование (удивление здесь явно более слабое сравнение) и возмущение, когда оставшись с ним один на один, я будто превратилась в маленькую беспомощную девочку. Все его попытки ласкать и заговаривать меня оказывали кардинально противоположный эффект. Наконец я не выдержала и разрыдалась ему в плечо. Бормотала что-то про старые обиды и свое хрупкое сердце. В общем, пришлось бежать. И в след я не услышала слов утешения, как вы догадываетесь. Мужчина был посрамлен и отвергнут. Вдогонку мне прилетела пара нелицеприятных эпитетов. Мои чувства не входили в его планы. И бежала я ночью через весь город, как раненая бегемотиха.
После этой неудачной попытки открыться я погрузилась во тьму. Был великий соблазн
Лето того года выдалось необычайно насыщенным. За долгое время не припомню я такой событийности. Мы ходили с Лорейн и нашими детьми на реку. Ездили в соседний городок повидать ее подругу юности. Встречались с университетскими друзьями, так как альма матер, тоже, как оказалось, нас роднила. Первый раз за долгое время мы посетили стоящую постановку в столичном театре. Посетили масштабный круглый стол, имея возможность познакомится с профессиональным опытом зарубежных коллег. Жили в прекрасных гостиницах, наслаждаясь вечерними прогулками и яствами столичных ресторанчиков.
Про символы. В одну из служебных поездок мы остановились в чудесном хостеле. В самом центре столицы. Кто-то, видимо бывший постоялец, оставил на прикроватном столике книгу Питера Курта «Айседора. Неистовый танец жизни». Сейчас не про книгу. Кому ведомо, что там? О чем она? Но сам образ. Женщина, порхающая по жизни танцуя. «Это про меня» – хотелось изо всех сил мне тогда думать.
В августе после обещанного мной Сью посещения цирка мы с Лорейн и вовсе отправились в пятидневный морской круиз. Одним словом, моя жизнь перестала напоминать хождения мула по кругу. Пелена с глаз пала. И хоть на этот необъятный мир смотрела столь же необъятная дама, она видела цвета, чувствовала запахи и улыбалась!
Наступила осень. Время отпусков закончилось. Мы снова встретились с Лорейн в обстановке офисного протокола.
Отсроченный эффект терапии дал щелчок и мне захотелось поменять распорядок дня и образ жизни. Звучит пафосно и глобально, но на деле это выглядело так. Поскольку я работала секретарем, я практически постоянно была на связи со всеми членами коллектива. Надо заметить это изрядно психологически изматывает. Коллеги имели обыкновение проводить обеденный перерыв в местной чаевне, и таким образом, формальное общение рисковало стать навязчиво неформальным. Уже давно я подсознательно чувствовала пагубность этих «посиделок», с попытками «залезть под кожу поглубже», выведать что-то из моей частной жизни. Не из беспокойства обо мне, забавы ради. Не все ли равно о чем судачить за обедом? Мне категорически не хотелось стать поводом для этих бесконечных сотрясаний воздуха. И вот мой решительный шаг. Свой обед я стала проводить дома. В тишине или под легкую музыку. Перестала лениться и есть, что под руку подвернется. С любовью накануне готовила себе что-нибудь вкусное. Придя домой в перерыв мне оставалось разогреть приготовленное и вкусить. Важность обстановки, в которой человек принимает пищу трудно переоценить. Вспомните хотя бы булгаковского профессора Преображенского.
Результат не заставил себя ждать. После полутора месяцев таких спокойных и упоительных обедов я похорошела, постройнела и стала заметно спокойнее. К тому же от офиса до дома была еще и прогулка в полчаса туда-обратно. С музыкой. Это было невероятно приятное завоевание в моей новой жизни!
Коллеги не могли не заметить метаморфозы. И как это часто бывает, наши попытки измениться делают нас неудобными, непривычными. Тот, кто не проникнут к вам искренней симпатией редко может принять такие перемены. Меньше всего мне хотелось бы сейчас пускаться в рассуждения о мотивах моих коллег и начальников. Но факт остается фактом, начались попытки моей когнитивной коррекции с их стороны. Проще говоря, административные взыскания. Не нравился сам факт моей попытки обрести независимость. Я реже была в поле зрения в неформальном общении. Контроль надо мной стремительно утрачивался. Ну какому авторитарному руководителю это понравится?