Сочиняя себя. Часть первая
Шрифт:
Погода была не майская, но нас согревало чувство зарождающейся дружбы и доверия. И все же мы продолжали общаться подчеркнуто вежливо, не нарушая заповедные границы друг друга.
Самый интересный разговор произошел в поезде по дороге домой. Видимо, ощущение подходящего к концу двухдневного праздника смеха, вседозволенности и беспечности, прорвало дамбу, и мы впервые разоткровенничались.
Справедливости ради замечу, что были мы не без греха и от хорошего игристого вина не могли отказаться. Слово за слово, призналась я Лорейн, что не так я рисовала себе в своем воображении идеальную картинку собственной жизни. И чувствую себя «кентавром» – наполовину баба, наполовину – конь. Про неудачи свои личные тоже не преминула поплакаться. Психологические таланты Лорейн сделали свое дело. Она терпеливо слушала мою болтовню. Мне явно полегчало. И даже без отсроченного эффекта, как это водится в психологической практике.
Жизнь шла своим чередом. По мудрому совету Лорейн я стала общаться с ее старшей мудрой наставницей на предмет своих застарелых комплексов и непрожитых обид.
Милдред была удивительная женщина. Мягкие повадки, материнская теплота в голосе, но при том подчеркнутая сдержанность и компетентность в вопросах наведения внутреннего душевного порядка. Сейчас и не важно, каких психологических течений она придерживалась. Мы оказались в нужном месте и в нужное время. Мы много говорили, я плакала.
Ведя консультирование Милдред часто высказывалась обо мне комплиментарно. И это был не исключительно профессиональный этикет, в этом читалась человеческая симпатия. Несколько раз она не сдерживалась и смеялась над тем, как я подтруниваю сама над собой, пересказывая череду своих жизненных неурядиц. Однажды, придя к выводу, что все мое повествование претенциозно, и я большой ценитель красивых речевых оборотов, решила работать со мной средствами арт-терапии. Отсюда и возникла моя сказка. А вот и она.
Таинственный сад.
Это было давно. В старом английском городке жила маленькая девочка. Её звали Бэкки. Она жила в старом доме из красного кирпича. Вокруг дома была изгородь из кустарника. Дом стоял в стороне от города. У маленькой Бэкки были родители. Они много трудились. Бэкки часто оставалась одна. Она заботилась о доме, дожидаясь возвращения родителей. У Бэкки был старший брат. Он покинул родительский дом, когда Бэкки была маленькой. Закончив домашние дела и подготовку к занятиям Бэкки ненадолго отлучалась из дома. Она с удовольствием обходила окрестности, рассматривая всё любопытное, что попадалось ей на пути. Она много раз изучала местность вблизи дома, но в этот раз чуть вдалеке она заметила краешек показавшегося сада. Ей стало жутко любопытно. До возвращения родителей оставалось не так много времени, но Бэкки всё-таки решила пойти дальше. Подойдя ближе, Бэкки увидела чудесный сад. Это был сад из обычных, на первый взгляд, вишен и яблонь. Все деревья были залиты ослепительным белым светом. Белые лепестки были на деревьях и легкий ветер срывал некоторые из них и кружил в воздухе. Казалось, что вокруг стоит хрустальный звон от еле слышного шелеста ветвей. Воздух был теплый и окутывающий и лишь кружение лепестков напоминало зимнюю метель. Войдя в сад и двигаясь всё дальше и дальше, Бэкки чувствовала невероятный покой. Казалось, что сад бесконечен. Время словно остановилось. Но через момент Бэкки почувствовала, как что-то пропорхнуло мимо неё. Это был не то мотылек, не то бабочка. И она немедленно проследовала за странным объектом. Пройдя несколько шагов Бэкки обнаружила, что таинственный сад кончился. Бэкки шагала по каменной дороге. Она подошла к воротам неведомого ей доселе города. Сами ворота были величественными и казались очень прочными. Но только Бэкки подошла ближе, как они тотчас же распахнулись. Войдя в город, Бэкки увидела его безмолвную красоту. И хоть всё вокруг выдавало явную заботу о красоте и убранстве, но людей и других обитателей Бэкки не обнаружила. Бэкки снова почувствовала, как что-то коснулось её. Это была маленькая птичка. Она была настолько мала, что взмахи её крылышек напоминали взмахи стрекозы. Она тихо прочирикал: – Пора домой. Бэкки опомнилась и бросилась бежать к воротам, пытаясь не сбиться с дороги. Выбежав из ворот, она обнаружила совсем другую картину. Перед ней оказалась лощина, густой лес из спутанных кустарников. Бэкки так торопилась, что решила броситься напропалую. Сделав прыжок, Бэкки удивительным образом оказалось невдалеке от своего дома. Она огляделась вокруг, не веря своим глазам. Она увидела родителей и быстро побежала в дом. Вечер прошёл как обычно. После ужина мама принялась за шитьё, а Бэкки привычно хлопотала на кухне. Наступила ночь. Бэкки ворочалась. Ей не спалось. Из головы не шло всё увиденное днем. «Почему я раньше не видела этого сада? Кто живёт в волшебном городе? Как я оказалась дома?» – спрашивала себя Бэкки. Вдруг на стене в комнате, где спала Бэкки мелькнула маленькая тень. Это сегодняшняя птичка (подумала девочка). Бросившись к окну, она убедилась, что это действительно так. Открыв окно, Бэкки снова услышала голос птички: – Тебя ждут. – сказала птичка и упорхнула. Убедившись, что все крепко спят Бэкки, собравшись с духом, вышла из дома. Лишь маленький фонарик освещал ей путь! Бэкки почти бежала, едва ощущая мокрую после дождя траву под ногами. Она очень боялась не найти тот сад. Но её опасения были напрасны, впереди не дорога словно озарилась светом. Она увидела сад. Но это был другой сад, не тот, который она видела днем. Ветви деревьев были все также прекрасны, но лепестки были розовыми и словно слезами были увешаны каплями дождя. Теперь в этом стеклянном перезвоне Бэкки слышался чей-то плачь. Никто не плакал, но казалось, что чье-то сердце стонет от боли. Так как Бэкки стремительно покинула дом на ней оказалась легкая ночная рубашка, ноги и вовсе были босые. И снова Бэкки стояла у знакомых уже ворот. Теперь город жил. Все улицы были освещены и помпезны. Вокруг ходили удивительно красивые горожане. Пары чинно прохаживались вдоль ночных улиц. Казалось, что все в этом городе счастливы. Бэкки смущалась своего вида, «не пристало молодой леди разгуливать в ночной рубахе в публичном месте!» (думала она). Но очень скоро Бэкки поняла, что на неё никто не обращает внимания, никому нет дела до её вида. Горожане смотрели будто бы сквозь неё. И снова в воздухе послышался хрустальный перезвон. Звук постепенно нарастал. Вскоре Бэкки поняла, что для жителей города это было неким сигналом, неведомым для девочки, так как все устремились к роскошному замку. Бэкки была невидима для горожан, поэтому немного осмелев она отправилась вслед за толпой. Войдя в замок, Бэкки увидела, как почтенные дамы и господа чинно рассаживаются в кресла перед сценой. На сцене был какой-то невероятный грандиозный оркестр со множеством инструментов, которые Бэкки видела впервые. В центре зала, в ярком луче света стоял огромный рояль. Когда хрустальный звон постепенно затих в зале наступило молчание. Бэкки нашла себе местечко и завороженно смотрела на сцену. Все музыканты уже готовились играть и в ожидании замерли. Из кулисы показалась фигура человека. Это был высокий худощавый юноша с удивительно печальным лицом. Он медленно прошел к инструменту. Дирижер взмахнул палочкой и зазвучала музыка! Когда пальцы юноши коснулись инструмента сердце юной Бэкки пронзила удивительная нежность. Эту музыку Бэкки раньше никогда не слышала, но с каждым тактом она захватывала её все больше и больше. Две немолодые дамы стали тихо переговариваться и Бэкки вынужденно услышала обрывок фразы: – Его сердце скоро совсем зачахнет. Только музыка его спасает. Но без хранительницы сада всё напрасно! Бэкки удивили эти слова. Когда музыка перестала звучать в зале была та же тишина. Но Бэкки стала догадываться, что горожане не хлопают, скорбя о нездоровье музыканта. Юноша встал, раскланялся и неожиданно бросил взгляд в сторону, где сидела
Оговорюсь, что Милдред попросила меня делать пометки на полях сказки о том, что я чувствовала в момент написания того или иного эпизода. Для моего нынешнего рассказа это не столь важно. Важно, что в результате моего сочинительства Милдред пришла к выводу, что сказка моя о щемящей нехватке любви, готовности повзрослеть и обрести душевную целостность. Вдобавок, узрев мою неспособность на тот момент делать что-нибудь для себя, просто так, дала задание по пути домой купить себе что-нибудь «не полезное, а приятное». Жила она в другом городке, и каждая встреча с ней превращалась в маленькое приключение.
Задание оказалось не простым. В свои тридцать три я жила заботами дочери, домашним хозяйством и служебными делами. Делать что-нибудь не обоснованное общественной пользой и нравственной моралью, просто так, мне решительно не представлялось возможным. Собрав волю в кулак, я зашла в магазинчик бижутерии. Большая печальная и растерянная я долго с непривычки расхаживала между стеллажей, увешанных разноцветными богатствами. Это было сложнее, чем выиграть конкурс педагогического мастерства в студенчестве. К этому не было совершенно никакой привычки. И вот наконец, я нашла его. Это был черно-розовый браслет с аметистом, сахарным кварцем и лунным камнем на тонкой черной плетеной веревке. Как я прочитала о нем позже: он нес энергию женственности, нежности и внутренней гармонии. Словом, купила я его, немного смущаясь молодой симпатичной продавщицы, которая, не желая того, всем своим естеством давала мне понять, что я ошиблась дверью и вход в овощную лавку за поворотом. Но дело было сделано. Я же супер-ответственная! Теперь меня охватило нетерпение рассказать при следующем визите Милдред какая я молодец и как я умею делать для себя всякие радости, просто так. Про то, чего это мне стоило, я рассказывать не собиралась, по старой привычке не отягощать никого своими трудностями и «надуманными» переживаниями. Каково было мое удивление, когда в следующей беседе Милдред даже не вспомнила об этом задании. Браслет красовался на моей руке. И мой «синдром отличницы» так и подмывал меня похвастаться своей героической заботой о себе.
Немного позже я поняла, что это был первый, возможно один из самых важных уроков, уважать свои желания и чувства, радовать себя мелочами, не ждать ничьего одобрения. Стоит только начать.
Дома меня ждали мама и моя прелестная маленькая Сью. Но после встречи с Милдред я решила закрепить результат и просто так зашла в бар по пути на вокзал. Не поймите меня неправильно, у меня было прекрасное детство. Среднестатистическое. Любящие родители и заботливая бабушка. Но, видимо, их моральные принципы и установки совершенно были противоестественны моей природе. И если я теперь была решительно не довольна тем, что со мной происходит, значит шла я по чужой кривой дорожке.
Так вот в баре, осмелев, я заняла одна столик на четверых, рядом с маленькой сценой, где играл саксофонист. Был день, но складывалось полное ощущение томной чарующей ночи в Сингапурском порту. И вот в четыре часа дня я, не сомневаясь, заказала бокал мартини со льдом. Я помню этот бокал на слегка изогнутой ножке. И вот теперь мне предстоит учиться жить заново. Как младенцу пытаясь идти на слабеньких ножках, неуверенно, падая и поднимаясь. Всё непривычно и неизведанно. Теперь у меня была Я. И наше знакомство только начиналось.
Тем временем наше общение с Лорейн продолжалось. Она деликатно интересовалась моими успехами в попытке познать себя и обрести внутреннюю гармонию. Не знаю, что на тот момент происходило в жизни самой Лорейн. Не берусь судить. Замечу только, что имея детей и мужа ее гнало какое-то чувство неудовлетворенности и жажда новых впечатлений. Во мне, только что открывшейся миру она видела возможность за компанию прочувствовать что-то новое, искомое и несуществующее в ее привычном семейном мирке. Но рассказ не о Лорейн.
Как я уже и намекнула попытка жить по-новому выглядела в моем исполнении очень неуклюже и даже комично. Я всячески пыжилась обрести чувство собственной значимости и выглядело это очень нарочито и напоминало больше заносчивость и высокомерие. Думаю, все помнят то, как малыш учится есть с ложки. Кашей забрызгано всё: и лицо, и руки и кухня и все, кто попал под артобстрел. Так и я. Норовила всех ненароком забрызгать своими попытками любить себя круглосуточно. И еще. Я начала слышать свои эмоции и чувства. Чуть что – рыдала. Слишком долго этот кран был перекрыт.