Социальная психология и история

Поршнев Борис Федорович

Пусть это впечатление английского гостя покажется нам несколько схематичным или гиперболичным, оно в сущности великолепно передает гигантское различие социально-психологической категории “мы” при капитализме, где царит классовый антагонизм, и при социализме, где его нет.

Но, едва заговорив об этой категории, мы все-таки обнаруживаем невозможность представить себе какое бы то ни было общественно-историческое “мы” без его противопоставления какому-то “они”. Категория “мы” вне этого — абстракция. Сплочение пролетариата — это не просто внутриклассовый процесс, но революционное сплочение, т.е. совершающееся в борьбе с антагонистическим классом, буржуазией, и во

имя конечной цели — его свержения. Сплочение советского народа, по крайней мере на пройденном историческом пути, трудно было бы обособить как от новых и новых военных угроз со стороны капиталистического мира, так и от напряженного экономического соревнования и идеологической борьбы с ним.

Впрочем, уже было сказано, что категория “они” вовсе не подразумевает вражду и войну. Чем более сплачивается весь трудящийся народ при социалистическом строе, тем отчетливее выявляется закон социалистического трудового соревнования как внутренний закон его движения и развития. Причем после попыток ограничиться индивидуальным соревнованием рабочих мы скоро перешли к коллективному соревнованию, при котором внутрибригадное (внутрицеховое и т.д.) “заражение” трудовым подъемом сочетается с соперничеством бригад, цехов, предприятий, колхозов, совхозов, районов и т.д.

Таким образом, мы снова возвращаемся к основному тезису. Ни история, ни этнография не знают каких-либо групп или общностей людей, каких-либо “мы”, изолированных от других и так или иначе не противопоставляющих себя другим.

Было бы незакономерно рассматривать специфическое усиливающее или ослабляющее действие коллектива, общности на те или иные мотивы и черты поведения отдельного члена в отрыве от одновременного внешнего отличения коллективом, общностью себя от других коллективов, общностей. Поистине, это две стороны одного и того же явления.

Однако для социального психолога, как и для историка, чрезвычайно важно учитывать, что бывают и мнимые “они”. Если “мы” не может психически сконструироваться без такого противопоставления, то этому способны послужить и иллюзия, фантазия, вымысел, ложь. “Они” в таком случае существуют не в реальности, а только в воображении. Человеческая история кишит примерами.

Политики нередко подстегивали сплочение тех или иных общественных сил слухами или сообщениями о мнимых заговорах и мнимых шпионах, о “происках Коминтерна” и “руке Москвы”. К мнимым “они” надо отнести распространяемые расистами и антисемитами вздорные представления о неграх и евреях в целях сплочения национального “мы”, когда оно раскалывается реальным антагонизмом и борьбой классов. Число иллюстраций можно умножать до бесконечности.

Самыми крайними случаями мнимых “они” являются вымышленные сонмы бесов и ангелов, темные силы ада и сверхчеловеческие небесные силы. Социальная роль этих фантомов состоит, среди прочего, как раз в их подстановке там, где недостает действительных “они” для оформления некоторых больших и малых психических общностей. Само понятие о божествах и единичном боге может быть подвергнуто анализу под этим углом зрения. Ниже будет показано, как на точке соприкосновения “мы” с “они” рождается “он”, а “он” трансформируется в “ты”. Бог в мировых религиях (христианстве, исламе) — это и “он”, и “ты”. Учение социальной психологии о психической оппозиции “мы и они” открывает новые горизонты для научного анализа происхождения и природы религиозных представлений.

Но если в крайних проявлениях мнимые “они” не связаны ни с какой реальностью, то в огромной массе случаев в общественной жизни происходит нечто среднее; та или иная реальная грань преувеличивается,

раздувается или искажается фантазией. В этом расширительном смысле мнимые “они” составляют весьма характерное и распространеннейшее социально-психическое явление.

Для психолога чрезвычайно важно это настороженное выискивание таких “они”, которые словно бы не видны на первый взгляд. Этот психический механизм служит постоянным критическим зондажем в своем собственном “мы”: а нет ли в нем притаившихся, замаскированных под “нас” элементов, которые в действительности являются не “нами”, следовательно “ими”. Трудно переоценить роль этой неустанной и неусыпной рекогносцировки. Естественно, что она тем более напряженна и интенсивна, чем более замаскированными представляются эти не принадлежащие к “мы” элементы. Соответственно враждебность и отчужденность встречаются не только к отдаленным культурам или общностям, но и к наиболее близким, к почти тождественным “нашей” культуре. Может быть даже в отношении этих предполагаемых замаскированных “они” социально-психологическая оппозиция “мы и они” особенно остра и активна.

Настроение

Читатель помнит, что все виды социально-психических общностей грубо делятся на устойчивые и подвижные, на психический склад и настроение. Все сказанное о “мы и они” справедливо как для противопоставления одного народа другому или класса — классу, сословия — сословию, профессии — профессии, так и для противопоставления круга недовольных, оппозиционных, борющихся людей устаревшему общественно-политическому порядку и его носителям. И в том, и в другом случае отличение во вне стимулирует уподобление внутри; негативизм по отношению к “ним” стимулирует контагиозность среди “нас”.

Люди, охваченные однородным настроением и выражающие его более или менее совместно, тем самым составляют общность. Настроение находит свое выражение, как правило, не опосредствованно — через культуру, обычаи, воспроизводящие жизненные порядки, а непосредственно — в виде определенных эмоций, сдвигов сознания. Настроения порождаются теми или иными противоречиями в общественном бытии, в объективных общественных условиях. Потребности и интересы людей вступают в конфликт с возможностями их удовлетворения.

И потребности, и интересы являются довольно сложными социологическими и одновременно психологическими понятиями. Потребности ни в коем случае не являются чисто природной, физиологической категорией — они меняются в разных исторических, социально-экономических, культурных условиях. К тому же потребности никогда не сводятся только к материальным, а включают в себя больший или меньший объем и духовных потребностей.

Потребности неодинаковы по интенсивности: это может быть влечение, увлечение, страсть; по мере удовлетворения самых насущных и неотложных потребностей повышается роль выбора, предпочтения. Но всегда это — стремление к тому, чего недостает. Удовлетворенная потребность — уже не потребность.

На основе суммации длительных устойчивых потребностей формируются интересы как личные, так и соответствующие объективным нуждам и субъективным устремлениям той или иной общности. Интересы классовые, общенародные или узкопрофессиональные и групповые глубже и неискоренимее интересов личных, подчас ограничивают последние. В буржуазном обществе те и другие открыто сталкиваются друг с другом. Одна из важнейших особенностей и задач социалистического общества — их гармоническое сочетание.

А из социальных интересов вырастают социальные чаяния, идеалы, мечты, надежды, иногда совсем смутные, иногда в разной степени обдуманные и осознанные.