Социология публичной жизни
Шрифт:
Неравенство и качество демократии
К числу расхожих мнений принадлежит убеждение в том, что фундаментом устойчивой демократии является многочисленный средний класс, интересы, запросы и устремления которого лучше всего реализуются в условиях демократического и рыночного порядка. Низшие классы обычно обнаруживают более радикальные и вместе с тем авторитарные тенденции. Из исследований Липсета (Lipset, 1998: 107, passim) вытекает, что низшие классы проявляют более левые убеждения в своих взглядах на экономику и хозяйство (т. е. в большей степени высказываются в пользу расширения опекающего государства, или государства всеобщего благосостояния, поддерживают прогрессивный налог и т. д.; иначе говоря, в целом они стоят за увеличение перераспределительной роли государства), но в общественном измерении характеризуются
Современный средний класс – это не только группа мелких собственников, но также количественно возрастающая категория менеджеров, высококвалифицированных специалистов, преподавателей, администраторов разного уровня, научных сотрудников и других наемных работников высокой профессиональной квалификации. Столь широко определенный средний класс охватывает в наиболее развитых полиархиях свыше половины всего народонаселения и составляет солидную социальную базу как для демократического строя, так и для реализации капиталистических экономических принципов. Несколько иначе представляется ситуация в молодых демократиях, которые недавно вышли из коммунистической системы. В этих странах социальная структура вместе с сопровождающей ее системой неравенства претерпевает глубокие перемены, главным образом вследствие замены экономики, основанной на централизованном планировании, рыночными принципами. Средний класс является там чем-то таким, что лишь создается в качестве одного из последствий демократической революции. Как пишет Мокшицкий (Mokrzycki, 1995: 233), наблюдение за восточноевропейскими обществами ведет к парадоксальному выводу, что новый средний класс по-прежнему является скорее идеологическим артефактом, чем реально существующим объектом. Функцию среднего класса выполняет там в первую очередь общественная категория, называемая интеллигенцией, которая – иногда вопреки своим узко определенным интересам – выступает в качестве социальной базы демократических и рыночных реформ. Мокшицкий предвидит, что эти реформы – в длительной перспективе – будут способствовать преобразованию традиционной интеллигенции в средний класс в том значении, которое приписывается указанной категории в западных обществах.
Когда средний класс слаб, а социальное неравенство, особенно в экономическом измерении, велико, социальная база для демократии ограниченна, а демократические институты характеризуются отсутствием стабильности. Слабеет также интерес людей к публичным вопросам, что неблагоприятно сказывается на жизнеспособности гражданского общества. Если в общественной структуре количественно доминируют слабо образованные социальные категории, характеризующиеся низким доходом, то социальные взаимоотношения в этом сегменте общества несложны и, в общем, ограничиваются добыванием средств к существованию, причем простыми способами (например, путем самообеспечения). Это сопровождается тенденцией уходить в частную жизнь, в приватность, а также общественной апатией, которая, однако, иногда может преобразиться в поддержку каких-то радикальных группировок популистского толка. Особенно часто нечто подобное происходит в том случае, когда система неравенства поляризуется, а привилегии лучше обеспеченных слоев нарушают какую-то широко одобряемую норму социальной справедливости.
Повышение уровня зажиточности общества и уровня его образования, а также существование развитого среднего класса – все это факторы, которые положительно коррелируют со спросом на демократические решения в политической сфере (Lipset, Seong, Torres, 1993; Vanhanen, 1997), а также улучшают качество функционирования демократической системы. Вместе с тем они снижают вероятность поворота значимых сегментов общества в направлении радикализма или даже политического экстремизма, а тем самым содействуют упрочению того, что называется консолидацией демократического порядка.
Социальная политика
Главная цель социальной политики состоит в снижении уровня социального неравенства, создаваемого «чистым» рыночным механизмом. В этом специфическом контексте политика становится областью, где происходит согласование принципов социальной справедливости.
Широко понимаемая социальная политика может быть определена как устойчивые действия демократического государства, а также неправительственных институтов, направленные на поддержание относительного равновесия между двумя ценностями: свободой и равенством. В первый момент кажется, будто этот тезис звучит довольно-таки парадоксально, но его углубленное рассмотрение устраняет парадокс. Дело в том, что социальная политика в наиболее общем смысле представляет
Государство вместе со своим развитым и многочисленным бюрократическим аппаратом обычно выступает в качестве наиболее влиятельной силы, контролирующей приоритеты социальной политики и их проведение в жизнь. При тоталитарном строе оно – ex definitione (по определению) – является единственной действующей силой. Некоторые другие силы, присутствующие в публичной жизни определенного общества (профессиональные союзы, всевозможные объединения, религиозные общины и т. д.), играют в этом процессе, в общем-то, второстепенную роль, лишь дополняющую деятельность государства. Чем более демократизирован общественный порядок, тем важнее становится роль этих дополняющих структур и общественных сил при проведении в жизнь социальной политики. Однако же государство всегда остается доминирующей силой, ибо оно контролирует значительную часть перераспределительного процесса.
Таким образом, социальная политика, понимаемая как процесс перераспределения, осуществляется для «корректирования» тех экономических и общественных процессов, которые нарушают комплекс ценностей, определяемых как социальная справедливость. К примеру, в либеральной рыночной экономике корректировке подвергаются результаты действия чистых рыночных механизмов; в нерыночной экономике, остатки которой по-прежнему продолжают присутствовать в странах Центральной и Восточной Европы, действия социальной политики были направлены на модификацию последствий централизованной системы хозяйственного и экономического планирования. Это не означает, что в государствах с рыночной экономикой нет государственного интервенционизма (политики вмешательства). Скорее напротив: интервенционизм и социальная опека там иногда развиты очень сильно (например, в Скандинавских странах). Однако в экономике, которая планируется централизованно, мы имеем дело уже не с интервенционизмом государства в результаты каких-то экономических или хозяйственных действий, а с почти полным контролированием всякой экономической деятельности. В обоих случаях перед нами целенаправленное вмешательство в общие принципы, организующие общественную жизнь, ради сохранения целого ряда ценностей, которые связываются с доминирующим в данной системе понятием справедливости. Реализация социальной политики, ее проведение в жизнь продиктованы также одним прагматическим соображением, особенно существенным с точки зрения властной элиты. А именно речь идет о сохранении социального мира и минимизации вероятности того, что в обществе будут вспыхивать острые социальные конфликты.
Перераспределительный процесс означает, по сути дела, что происходит переназначение благ и услуг в пользу одних социальных групп за счет других социальных групп. Самым тривиальным примером перераспределения является прогрессивная налоговая политика в рыночных экономиках, а в нерыночных экономиках – непосредственная концентрация ресурсов в руках центральной власти; при этом собранные таким способом средства предназначаются на самые разнообразные социальные цели (школьное дело, стипендии для студентов, здравоохранение и медицина, пособия для безработных и т. д.).
Это означает, что для социальной политики (невзирая на приоритеты и на тип общественного строя) основной ценностью является равенство; люди должны быть более равными, даже если бы следствием этого оказывалось некоторое ограничение свободы для какой-то части населения. В условиях крайне либерального общественного порядка вообще нет места для перераспределительной социальной политики, поскольку люди должны сами нести ответственность за свою жизнь. С другой стороны, в идеальном типе коммунистического строя нет ничего иного, кроме социальной политики, так как перераспределение является там полным и повсеместным (все ресурсы сконцентрированы под контролем государства, которое в результате контролирует почти все сферы жизни каждого индивида и несет ответственность за них). Оба эти крайних примера носят, разумеется, чисто теоретический характер, хотя в тоталитарных коммунистических государствах второй из них почти реализовался на самом деле.
Вопрос, что важнее – равенство или свобода, не содержит в себе ничего нового. Если мы не станем углубляться в более отдаленные исторические источники этого извечного спора, то, с одной стороны, обнаружим либеральные (или неолиберальные) идеологии, делающие акцент на свободу как самую важную из ценностей (Hayek, 1979). С другой стороны, имеются коммунистические идеологии – они вырастают из Марксовой доктрины, которая составляла нормативный фундамент для послевоенных государств с тоталитарным строем, где в качестве такой базовой ценности, казалось, выступало равенство.