Социум (сборник)
Шрифт:
– Полковник Гаусс даст Сансану огнемет… – пробасил Гаусс хмуро, и Мигулис начал переводить.
Когда он закончил, вождь издал вопль и вдруг пустился в пляс. Он крутился волчком, поднимая клубы песка и описывая круги как смерч, он приседал и размахивал клешнями. Вслед за ним пустились в пляс его воины. Из окопов повыскакивали спрятавшиеся и тоже начали кружиться.
– Что вы стоите, полковник? – прошипела Дженни. – Пляшите! А мы за вами.
– Как? – растерялся полковник.
Вместо ответа Дженни подняла руки и начала пританцовывать на песке. Мигулис тоже начал дергаться. Полковник разочарованно развел
Сверху, с аэрокамер, полковник смотрелся школьным учителем, который вывел на зарядку свой класс. По крайней мере, так Херберт сказал Ляху, с хохотом указав на экран.
В столовой Мигулис взял коробку еды и подошел к столику, куда только что села Дженни.
– Разрешите составить компанию? – спросил Мигулис.
– Конечно, – кивнула Дженни.
Мигулис поддел край фольги, из коробки повалил пар и аппетитно запахло зеленым горошком.
– Все-таки считаю, что мне повезло, – сказал он. – Ссыльным здесь позволяют жить и питаться вместе с гарнизоном, дают интересную работу.
– За что вы осуждены, можно полюбопытствовать? – спросила Дженни.
– Журналист – одна из самых опасных профессий, – усмехнулся Мигулис. – Вторая после политики.
– И все же? – полюбопытствовала Дженни.
– Ничего достойного вашего внимания, – отмахнулся Мигулис, – авторские права. Я вам хочу сказать другое: я не верил, что ваши схемы работают, но беру свои слова обратно.
Дженни улыбнулась, показав ровные белые зубы с застрявшими кое-где частицами горошка:
– Это закон Вселенной, Йозеф. Если существа обрели разум, они социальны и живут в обществе себе подобных. А значит, у них есть система социальных договоров и традиций: месть, дружба, союзничество, благодарность, власть, подарок, доверие. В этом поле мы и работаем. Если общество отстает от нас на много веков, мы используем свое превосходство не чтобы провоцировать вооруженные конфликты и показывать силу оружия, а чтобы наладить партнерские отношения так, как это выгодно нам. Миссия высшей цивилизации – навязать свои правила игры, а не принять местные…
Внезапно в столовую вошел Лях и принялся озираться. Заметив Дженни, подбежал к столику.
– Да как вы себе это представляете?!! – вскричал он возмущенно.
– Что случилось?
– Полковник сказал, вы требуете, чтобы я подготовил огнеметы для передачи рецидам?!
– Да.
– Это оружие! – кричал Лях. – Там интеллектуальная система! Она подчиняется только человеку или роботу, выполняющему четыре закона роботехники! Огнемет невозможно дать рециду, он заблокирован от применения чужими! У нас нет прав снять блокировку!
– А, вот вы о чем, – кивнула Дженни. Она сняла с шеи жетон и протянула Ляху. – У нас есть любые права. Приложите, снимите блокировку и верните мне.
Лях ушел, потрясенно сжимая жетон.
– Мне кажется, Лях не хочет давать рецидам огнеметы, – заметил Мигулис. – И никто не хочет.
Дженни пожала плечами:
– Это необходимая часть плана. Как Сансан установит контроль
Мигулис снова вздохнул.
– Возьму себе еще котлету, – сказал он. – Вам принести?
– Спасибо, я сыта.
Мигулис вернулся за столик и некоторое время смаковал белковую котлету.
– Дженни, вы, конечно, большой профессионал, – продолжил он тактично, – но все-таки рециды особая раса. И я боюсь… Мы все боимся, что… Ваши схемы – они для тех рас, которые… – он с трудом подбирал слова: – …больше демонстрируют свою разумность. Рециды – другие. Вот вы сказали – запугать соседей… Рецидов нельзя запугать! Вы не видели, как они бросаются с голыми клешнями на трактор под огнеметы. У них нет страха, они не ценят жизнь – ни свою, ни чужую. Потому что не верят в смерть.
– Так не бывает, – возразила Дженни.
– Здесь так. У них память предков. Они помнят, что было до их рождения, понимаете? Поэтому уверены, что жизнь циклична, и после смерти будет перерождение. Каждый из них считает себя не личностью, а бесконечным родом.
Дженни вскинула брови.
– А их не смущает параллельное существование живых родителей? Или братьев с той же памятью? А тот факт, что их воспоминания о жизни предков только до зачатия?
Мигулис пожал плечами.
– Такие мелочи никогда не смущали даже существ и без генетической памяти. Но если у тебя память предков длиной в несколько поколений, то вера в перерождение души непоколебима. Бессмертие и служение своему роду – это главное в их психологии. У поэта Архо было так: «Как смерть найти такую, чтоб забыть, кем был, кем есть, кем после буду быть?» Перевод мой.
– Этот Архо уважаем среди рецидов? Мы можем с ним встретиться?
Мигулис покачал головой:
– Его давно казнили.
– Как? – удивилась Дженни.
– Как казнили? Пробили в панцире дыры и засыпали внутрь соль. Одна из самых долгих и мучительных казней. Рециды большие мастера по части пыток.
– А за что его казнили? – удивилась Дженни.
– Поэт – опасная профессия, – пожал плечами Мигулис. – Вторая после журналиста. Зато он теперь национальный классик, если отозваться о нем пренебрежительно – убивают.
Дженни встала.
– Спасибо за приятную беседу, Мигулис. У меня к вам просьба: придумайте несколько лаконичных надписей на языке рецидов: «Непобедимый полководец», «Главный друг людей» и «Великий ученый». Будем поощрять нашего Сансана медальками.
– У них же нет письменности, – удивился Мигулис.
– Ох, я и забыла…
– А если сделать говорящий брелок? – воодушевился Мигулис.
– Нет, это не работает – не будешь же каждому встречному включать. Отстающие расы покупаются только на медальки.
В столовую вбежала Августа и устремилась сразу к Дженни.
– Ну что? – спросила она тревожно. – Есть новости про Нэйджела? Они что-то рассказали? Ведь он жив, жив?
– Я тоже так думаю, дорогая, – ответила Дженни. – Мы обязательно все узнаем.
Полковник сидел в своем кабинете с планшетом и мрачно переключал видеотрансляции.
– Вы опять в моем кресле, – заметила Дженни, входя. – Нет-нет, сидите, я просто напоминаю.
– Садитесь, – хмуро произнес Гаусс, вылезая из-за стола. – Знаете, Дженни, я каждый день смотрю, что там происходит, и не могу понять…