Содержанка
Шрифт:
— Боги сохранили тебя. Я благодарна им за это. Надо будет оставить им дар в храме.
— Они и к вам были добры. Я никогда еще не видел Ху Тай-вая таким толстым и спокойным. Он сидит там и занимается делом, довольный, как кот на солнышке.
Она улыбнулась.
— Мне бы очень хотелось сказать то же самое и о тебе, Чан Аньло.
— А я выгляжу так плохо?
— Да. Тебя как будто собака пожевала и выплюнула.
— В таком случае я приму у вас ванну, если позволите.
— Конечно. Но я не это имела в виду. Я смотрела в твои глаза, и то, что увидела
Чан опустил взгляд и отхлебнул чаю. В маленькой, наполненной жарким влажным воздухом комнате на какое-то время стало тихо. Наконец Чан поднял глаза, и стало ясно — эта часть разговора закончена.
— Как поживает Си-ци? — спросил он.
— С дочерью все хорошо. — Лицо И-лин просветлело, как будто на него упали лучи солнца.
Их взгляды встретились, и Чан, заметив, как внимательно и с какой надеждой она на него смотрит, понял, какие планы зрели в ее душе. Си-ци было шестнадцать, в этом возрасте девушки уже выходят замуж.
— Иди, — сказала она и махнула маленькой рукой, словно прогоняя его. — Иди, поговори с ней. Она во дворе.
Он встал и с уважением поклонился. Она довольно хмыкнула.
— Прежде чем я уйду, И-лин, я хочу сделать вам подарок.
Тонкие прямые брови ее поднялись, она в нерешительности потерла руки о черную юбку.
— В этом нет никакой необходимости, Чан Аньло.
— Думаю, что есть.
Он раскрыл кожаную седельную сумку и вынул из нее нечто, замотанное в старую [рубашку. Этот сверток он протянул ей. И-лин встала, приняла сверток, почувствовав его вес, улыбнулась и с любопытством развернула подарок.
— Чан Аньло, — дрогнувшим голосом пролепетала она.
В ее руке лежал пистолет.
— И-лин, я знаю, что ваш муж теперь отказывается иметь оружие, говорит, что с него хватит насилия. Но я боюсь, что насилие само придет к его порогу, да и. в Китай, и поэтому хочу, чтобы у вас…
И-лин бросила быстрый взгляд на дверь, но Ху Тай-вай все еще возился с кожей и иглами. Она проворно замотала пистолет и сунула его в шкатулку, где хранились ее инструменты для рукоделия.
Чан подошел к ней ближе.
— Кроме нас, об этом больше никто не будет знать, — сказал он. — Это ради вас.
Она кивнула и первый раз в жизни поцеловала его в щеку. Он почувствовал крепкое прикосновение ее сухих губ и запах сандалового дерева.
— И ради Си-ци, — выдохнула она.
Си-ци была высокой девушкой с тощими ногами, одна из которых заканчивалась деревянной ступней. Но на протез почти никто не обращал внимания из-за лица, которое притягивало к себе мужчин, как горшок с медом притягивает медведей. Она не походила на свою широкоскулую мать. Ее лицо было узким, с тонкими чертами, с кожей цвета свежих сливок и теплыми терпеливыми глазами. В бледно-голубом платье Си-ци сидела под фиговым деревом, склонив черноволосую голову над какими-то бумагами.
Увидев Чана, она заплакала.
Юноша поклонился в знак приветствия.
— Не плачь, прекрасная Си-ци. Смотри, что я тебе привез. — Рассмеявшись, он достал из сумки книгу. — Вот. С этим ты быстро подтянешь английский.
За
— Спасибо, — скромно сказала Си-ци. — Редьярд Киплинг, «The Jungle Book» [9] — прочитала она, и глаза ее засияли от радости.
Чан пожалел, что привез всего одну книгу.
— Это о мальчике, которого в джунглях вырастили волки.
Она быстро покосилась на него из-под длинных черных ресниц.
— Вам кажется, что и с вами случилось что-то похожее? Коммунистические волки вырастили вас в своем доме? — Она рассмеялась, и от ее смеха у него вдруг перехватило дыхание.
9
«Книга джунглей» (англ.).
— Если дом твоих родителей был джунглями, то ты была в них золотым цветком, который очаровывал всех нас своим благоуханием.
Си-ци снова весело рассмеялась, качнув волной длинных роскошных бархатных волос, и раскрыла книгу. Чан сел рядом, и вместе они начали читать, слово за словом, страница за страницей, и все это время он чувствовал ее близость, ее мягкость, думал о том, какой хорошей женой была бы она ему.
Всего раз она повернулась к нему и спросила шепотом:
— О моем брате, о Бяо, вы ничего не узнали?
— Нет. Ничего.
Глаза ее разочарованно погасли, и она вернулась к чтению.
Каким-то уголком мозга он почувствовал движение. На какую-то долю секунды. Потом ощущение исчезло. Как будто питон Каа скользнул со страниц книги, незаметно и неслышно. Чан поднял голову и прислушался.
— Что? — негромко спросила Си-ци.
Он покачал головой и настороженно осмотрелся. Небо разливало разноцветные краски на серые крыши зданий: красную, желтую, загадочную туманно-пурпурную. День менялся, готовился к вечеру. В воздухе носились тучи насекомых, странные звуки, похожие на душераздирающие стоны призраков, доносились из джунглей.
Может быть, именно это он и услышал? Этот переход дня в ночь?
Си-ци прикоснулась к его руке, невесомыми пальцами тронула его кожу.
— Что случи…
Но Чан вскочил, забрасывая на плечо седельную сумку, и быстро зашагал в дальний конец двора, в сторону черной деревянной двери, ведущей в переулок. Он дернул ручку. Дверь была заперта. Когда он, собираясь запрыгнуть на выложенную сверху черепицей стену, отступил на два шага для разгона, дверь в дом распахнулась. Группа из пяти вооруженных солдат вывела во двор Ху Тай-вая и И-лин. На рукавах солдат алели нашивки армии Мао.