Содержанка

Фернивалл Кейт

Нет, это было нечто новое.

В Цзюньчоу он увидел в ней такую решительность, которую никогда раньше не встречал у женщин, отвагу, которой раньше наделял только мужчин. Она раскрыла ему глаза и показала, что бывает и иначе. Но эта ее нынешняя внутренняя сила — что-то совсем другое. От этого ощущения у него дрогнуло сердце. Эту сеть выковало в ней ее путешествие по России, и он почувствовал укол вины за то, что не был с ней рядом. Отныне какая-то ее часть уже не будет принадлежать его душе. Как будто жадные

боги решили все-таки оставить его девушку-лису себе, не отдавать ему.

— Лида.

Ночь проходила слишком быстро.

— Лида, скажи мне, где твой отец?

Она уткнулась лицом ему в грудь и ничего не сказала.

— Ты еще не узнала, где он находится? — настойчиво повторил Чан.

— Он здесь, — пробормотала она.

— В Москве?

Она кивнула.

— Хорошая новость.

Она пожала плечами, на которых лежала его рука, и он вспомнил это движение. Движение, обозначающее упрямство. Он уже и забыл, что каждое ее едва заметное движение вкрадывалось в его сердце.

Он погладил ее по спине, ожидая ответа.

— Я не могу его найти, — голосом, лишенным интонации, произнесла она.

— Расскажи. Расскажи, что тебе известно.

Он почувствовал, как ее ребра вздрогнули.

— Я узнала, что его перевели из Тровицкого лагеря в секретную тюрьму в Москве. Но где она, я не знаю. — Она подняла голову, в янтарных глазах был вопрос. — Зачем они это сделали?

— Он ведь был инженером, правильно? Может быть, им для чего- то понадобились его знания.

— Я уже начала думать, что эти сволочи забрали его для… — Слово как будто застряло у нее в горле. — Экспериментов.

Он нахмурился.

— Каких экспериментов?

— Медицинских. Я слышала разговоры… что такие вещи проводятся, и решила, что секретные тюрьмы в Москве могут быть предназначены для этого.

— Люди, как лабораторные крысы?

— Да.

— Лида, ты в самом деле думаешь, что с ним могло произойти такое?

Она покачала головой, не отрывая лица от его груди.

— Я не знаю.

— Давай все же считать, что им нужен его инженерный талант. Ты говорила, что он был одним из лучших.

— Он был одним из главных советников при царе, пока… не случилось все это. — Она посмотрела на его лицо.

— Тебе больше ничего не известно? Только то, что его перевели в Москву?

— У меня есть номер тюрьмы.

— Какой он?

— 1908.

Юноша сузил глаза и задумался над тем, что дала эта новость. Он посмотрел на великолепные спутанные волосы и чистую линию лба. Как он мог рассказать ей? Как он мог убедить ее в том, что ее отец теперь, возможно, будет не рад ее вмешательству? Что теперь это могло подставить под удар новую жизнь, которую он для себя строил?

Лида скользнула в свою комнату, держа валенки в руке. На дворе шел снег, ночь неожиданно ожила огромными мокрыми снежинками.

Пока Чан вел ее по обледеневшим московским улочкам, она расспрашивала его о Китае. Он рассказал о своем путешествии в Гуанчжоу и о городской жизни в Шанхае. Его голос она знала лучше, чем свой собственный. Она чувствовала, что за его словами серой тенью скрываются какие-то тайны. Она не стала давить на него или упрашивать поделиться секретами. Но то, о чем он умолчал, пугало ее.

На углу он поцеловал ее на прощание, и она прижалась лбом к его холодной скуле.

— Завтра? — спросил он.

— Завтра.

Не зажигая свет, она сбросила с себя влажное покрывало, думая о том, что до утра уже не заснет.

— Вернулась, значит.

Лида так и обмерла.

— Рано ты встаешь, Елена.

— А ты чересчур поздно ложишься.

— Мне не спалось. Вот я и решила выйти на улицу прогуляться.

Они разговаривали шепотом, и Лида облегченно вздохнула, сообразив, что Лев, очевидно, спит. Девушка могла рассмотреть лишь массивное тело Елены в кресле. Сколько она вот так просидела?

— Ты ходила гулять? — Да.

Елена негромко хохотнула.

— Малышка, расскажи это не мне, а казаку. Я шлюха, и я знаю запах мужчины. Сейчас от тебя разит мужиком.

Ночь скрыла румянец, разлившийся по щекам Лиды. Она начала раздеваться, снимать с себя принадлежавшие Елене вещи, бессознательно принюхиваясь к ним в поисках Чана.

— Очень любезно с твоей стороны, что ты так печешься обо мне, но не нужно так беспокоиться. Я сама могу о себе позаботиться.

— Можешь?

— Могу.

Елена фыркнула.

— Иди-ка сюда, малышка.

Лида натянула ночную рубашку, подошла к креслу и уселась рядом, так, что головы женщин оказались на одном уровне.

В неосвещенной комнате глаза казались темными провалами на бледных овалах лиц. Елена нащупала плечо Лиды.

— Оставь его, Лида. Брось этого китайца.

Слышать эти слова было больно. От самой мысли об этом было больно.

— Почему, Лена? Почему ты так говоришь?

— Потому что ничего хорошего от этого не будет. Не отворачивайся. Послушай, что я говорю. Зачем какому-то китайскому коммунисту может понадобиться какая-то русская девчонка?

«Он любит меня!» — захотелось закричать Лиде, но этот вопрос заставил ее почувствовать себя неуверенно.

— А сама ты как думаешь, почему? — вместо этого спросила она.

— Да потому, что он хочет залезть к тебе в постель, это и дураку понятно. Поставит себе галочку, что с западной девочкой переспал.

— Не надо, Лена.

— Для него это самое важное. Думаешь, нет?

— Нет. — Сейчас ей захотелось услышать слова, которые были так желанны: «Потому что он любит тебя».

— Это потому что он использует тебя, девочка. Все очень просто.